Город шагнувший в века

Скорее всего, такое отношение вызвано неприятными переживаниями за М.Д.Исаеву, вокруг которой «начались сплетни, намеки, выспрашиваньЯ'''»' «Кузнецкая дама - сваха», «Кузнецкие кумушки» - «гадины, которые ее (М. Д. Исаеву) обижают беспрестанно».

Вряд ли такой город мог стать источником вдохновения, разве что для создания сатирического образа города Мордасова в повести «Дядюшкин сон». Исследователи указывают на Семипалатинск как прообраз Мордасова; но некоторые этнографические реалии, описания среды, «общества» мордасовского, «мордасовские кумушки», сплетницы и сводницы, вполне напоминают атмосферу Кузнецка, представленную в письмах Достоевского. Само слово «мордасов» имеет явно сниженную семантику. По Далю установлено бытование таких выражений: «мордасить», «съездить в Харьковскую губернию г.Мордасы». «Мордасить» - слово бранное, сниженное, обозначающее насилие, оскорбление.

Все это позволяет соединить Мордасов с Кузнецком, хотя прямых указаний у Достоевского на это нет. (По прошествии лет писатель будет вспоминать уездный городок как место, где он был счастлив какое-то время).

В 20-е - начале 30-х годов XX века в связи с известными историческими событиями (гражданская война, индустриализация) Новокузнецк привлекает внимание писателей, причем, большая часть произведений создана по «соцзаказу». Исключением можно назвать повесть В.Шишкова «Ватага» (1923 г.). После 1927 г. произведение не издавалось до 90-х годов.

В «Ватаге» изображены события гражданской войны: страшные картины разрушения города, уничтожение людей «красным партизаном» Роговым. В повести Рогов назван Зыковым, но речь именно о реальном Рогове. В архивах местного краеведческого музея есть целый ряд свидетельств участников событий о том, что в повести описаны события в Кузнецке в 1919 г. Это же подтверждает очерк 1925 г. В. Зазубрина о зверствах Рогова в Кузнецке. В. Шишков замечал, что он построил повесть на документальном материале, на «основе эпизодов, имевших место в Кузнецком округе Томской губернии в 1919 г.».

Д. Фурманов оценил произведение В. Шишкова как «идеологически опасное», так как оно рассказывало о жестокости, зверствах «во имя революции».

Нельзя показывать, считал он, что «такими Зыковыми - Роговыми творились революционные дела хотя бы и редко». В 1927 г. Шишков возражал: «Было бы не справедливо не отразить этого великого движения во всей его многогранности», не показать «движение крестьянства, разбавленного уголовщиной». Современный исследователь пишет «Зыковы были, и не замечать их, не пытаться разобраться в причинах возникновения «зыковщины» было бы чревато рецидивом ее в какой-то форме».

Кузнецк в повести В. Шишкова «Ватага» представлен как место жестоких, кровавых расправ, разрушения, убийств и грабежа. В реке топят тех, кого не успели сжечь или расстрелять. «Горели кузнецкие, поповские, чиновничьи дома, коверкалась горела, крепость, жгли винные склады». «Десятки людей и семейство богачей Акуловых были сожжены в соборе по приказу Зыкова».

Узнаваемые этнографические реалии - собор, соборная площадь, река, крепость, тюрьма, из которой «своим приказом» Зыков (как и Рогов!) выпустил «и большевиков, и жуликов», - все это совпадает с реальной историей Кузнецка.

Таково первое упоминание Кузнецка в литературе советского периода. В конце 20-х -начале 30-х годов и до 60-х интерес к городу возрастал. В.Маяковский, И.Эренбург, А. Бек и

Н.Лойко, Г. Немченко, Г. Емельянов и другие связали тему города с темой труда, рабочего класса, индустриализации. Есть определенная закономерность в изображении нашего города в литературе этого периода: чаще всего город представлен как место действия, некое

географическое и сюжетное пространство. Этнографическое начало становится определяющим и в романе И.Эренбурга «День второй» (1932 - 34 гг.), романе А. Бека и Н. Лойко «Молодые люди» (1954 г.), и в более поздних произведениях Г. Немченко и Т. Емельянова.

Начинает эту тему В. Маяковский известным стихотворением 1929 г. «Рассказ Хренова о Кузнецкстрое и о людях Кузнецка». И хотя название города вынесено в заглавие реального города как такового в стихотворении нет; есть символический облик его, созданный образами - знаками: «стройки встанут стенами», «сотни солнц» мартеновских печей, «стоугольный гигант», «шахты». «Индустриальный» образ усилен мечтой о «городе-саде», который будет на месте теперешних «грязи», «холода», «: старых телег», «лучины». Противопоставлен этот «город-сад», эта «индустриальная мечта» и природе: «дождю», «сумраку», «свинцовоночию», «тайге», «медвежьим бандам» и т. д. Поэт создает образ города, у которого нет прошлого и настоящего; есть лишь будущее, и есть удивительные люди, которые создают это будущее, в которое верят.

Оптимизм В. Маяковского созвучен размышлениям известного в 20-е годы прозаика В. Зазубрина, посвятившего Кузнецку главы в очерке «Неезжеными тропами» (1925 г.), где автор утверждал: «Город Кузнецк стоит на золоте, угле, железе... этот город станет центром богатейшего края, ...городу этому суждено расцвесть...».

В последующих произведениях город имеет разные названия: Кузнецк - Сталинск -Новокузнецк. Исключением является роман А. Бека и Н. Лойко «Молодые люди», где город носит выразительное символическое название - «Ново-Доменск». Этнографические реалии представлены в произведениях не активно, но они узнаваемы: железнодорожный вокзал, железнодорожный мост, Верхняя колония, мосты через Томь, заводские трубы, домны, улица Энтузиастов, аптека на улице Кирова, Топольники, ДК Металлургов и т. д. С 60-х годов появляются новые этнографические реалии: Левый берег, Правый берег, Антоновская площадка, проспект Советской Армии и т. д. Ярче других образ города создан в романе И. Эренбурга «День второй». Писатель соединяет «новое» («они звали домну «Домной Ивановной», мартеновскую печь «дядей Мартеном»; «доктора могут найти такую болезнь: «Кузнецкая лихорадка») с прошлым города, с природой, которые воспринимаются автором почти экзотически. «Над городом белели развалины крепостной церкви», «здесь был чудесный вид на Томь», «иногда в ясный день показывались горы, голубые, как вымысел. Так жили шорцы... Они уходили в тайгу, били медведя, выдру и белок. Шаман ударял в большой бубен и на непонятном языке разговаривал с духами».

В других произведениях облик города, природа изображены скупо, внимание сосредоточено на тех деталях, приметах, которые создают образ индустриального города, часто непривлекательного. В описаниях почти повторяющиеся эпитеты, краски, в которых очевидна авторская прямая оценка: «темный», «мрачный», «дождливый», «грязный», «хмурый», «затуманенный дымом и дождем». Показательна и архитектура: «землянки», «лачуги», «скопище неказистых вросших в землю домишек». Таким неприглядным картинам, как правило, противостоит мечта о «городе-саде», а с 50-х годов начинается изображение «прославленного города новых домен». Появляются новые, светлые краски, «большие дома», «бульвары», «клумбы», летнее и весенние пейзажи. Самый светлый образ г. Новокузнецка дан в рассказе Г. Немченко «Хоккей в нашем городе» (70-е годы). Широкие проспекты, стадион, светлые пейзажные картины уравновешивают привычный пейзаж из домен и заводских труб.