Денис Шевчук - Экономическая журналистика

Составители учебника под редакцией профессора Л.Д.Гаух-мана исходят в своем определении, прежде всего, из того, чтобы максимально конкретизировать объект преступления, придать ему четкий, условно очерченный и формализованный вид. Предлагаемая авторами трактовка более тесно связывает непосредственный объект преступления с потерпевшей стороной и не оставляет возможности для двоякого истолкования воли законодателя, а значит, в большей степени гарантирует защиту прав и свобод журналистов при осуществлении ими профессиональной деятельности.

Объективная сторона

В науке уголовного права под объективной стороной преступления понимается его внешнее проявление в объективной действительности. Объективная действительность – это то, что воспринимается нами через органы чувств: слух, зрение, осязание и т. д. Объективные свойства любого преступления выражаются внешне в совершении действия или бездействия, опасного для общества, причинившего или способного причинить вред общественным отношениям.

По конструкции объективной стороны, состав преступления, предусмотренного ст. 144 УК РФ, относится к формальному виду составов, поскольку при описании ее признаков общественно опасные последствия не включены законодателем в диспозицию уголовно-правовой нормы. В ней указывается только один основной признак – деяние, которое заключается в воспрепятствовании законной профессиональной деятельности журналистов путем принуждения их к распространению либо к отказу от распространения информации. В таком способе изложения данной статьи мы видим два положительных аспекта. Первый из них дает возможность четко определить момент окончания преступления. Здесь мы вновь исходим из положения о том, что состав любого преступления есть совокупность обязательных признаков, установленных законом. В связи с этим, преступление может быть признано оконченным, если в совершенном лицом деянии содержатся все признаки состава преступления, предусмотренного той или иной статьей Уголовного кодекса. А поскольку в нашем случае признак лишь один – само деяние, следовательно, преступление можно считать оконченным с момента принуждения журналиста к распространению или к отказу от распространения информации, независимо от того, была ли она впоследствии распространена или не распространена.

Второй положительный момент, связанный с конструкцией объективной стороны, мы усматриваем в том, что усеченные составы, или составы повышенной опасности (которые, на наш взгляд, являются одной из разновидностей формальных и напрямую связаны с данным преступлением), содержат законодательную характеристику не только действия или бездействия, но и реальной угрозынаступления конкретных общественно опасных последствий, в то время как сами эти последствия не являются признаками состава. Однако, применительно к рассматриваемой нами норме, законодательное закрепление данной характеристики de jure,отнюдь не равнозначно ее реализации de facto.

Вернемся еще раз к приведенному в предыдущем параграфе примеру, иллюстрирующему многолетнюю судебную тяжбу специального корреспондента «Комсомольской правды» Ирины Черновой с начальником штаба УВД г. Волгограда полковником Никищенко.

В деле по обвинению Никищенко описательная часть последнего оправдательного приговора, оглашенного 22 марта 1999 года в судебном заседании под председательством судьи С.А. Чарки-на, состоит из 99 абзацев. Причем 56 абзацев полностью совпадают с текстом одного из предыдущих приговоров, вынесенного в судебном заседании под председательством судьи Ю.М.Конова-ленко 19 июня 1997 года, который был также обжалован потерпевшей в Верховном суде.

В определении Судебной коллегии по уголовным делам ВС РФ делается указание на то, что «потерпевшая Чернова давала подробные и последовательные показания об обстоятельствах дела, как на предварительном следствии, так и в судебном заседании, и суд в приговоре не привел никаких мотивов, по которым он не доверяет ее показаниям».

В ответ на это определение, в «оригинальной» части нового приговора, не переписанной дословно из приговора судьи Ю.М. Коноваленко, судья С.А. Чаркин отмечает: «К показаниям Черновой суд относится критически,поскольку, поставив вопрос о возбуждении уголовного дела в отношении руководства УВД, Чернова ошибочно полагала, что Никищенко располагал какими-либо сведениями о характере осуществляемых в отношении нее оперативно-розыскных мероприятий.

В судебном заседании исследованы должностные обязанности Никищенко на период 1995 г. и установлено, что Никищенко в силу своих обязанностей не имеет какого-либо отношения и доступа к оперативной работе УВД. В деле нет доказательств о наличии у Никищенко компрометирующих Чернову материалов. Данное обстоятельство согласуется как с показаниями Черновой, так и Никищенко».

Вопрос о том, какое отношение это обстоятельство имеет к показаниям Черновой, чтобы ставить их под сомнение, так и остается для нас открытым. Ведь сущность предъявленного полковнику Никищенко обвинения состоит не в том, что он разгласил «государственную тайну», сообщив Черновой, что за ней следят, а в том, что он воспрепятствовал ее журналистской деятельности. Для квалификации этого преступления не имеет значения, ошибочными или неошибочными были представления потерпевшей о том, что входило в его должностные обязанности, а что не входило. Речь как раз и идет о том, что Никищенко злоупотреблял своими полномочиями, использовал свои служебные связи и занимался тем, что априори не могло входить в его служебные обязанности – угрозами и шантажом, принуждением журналиста к отказу от распространения информации. Доводы суда, что «…в деле нет доказательств о наличии у Никищенко компрометирующих Чернову материалов» не могут служить основанием для вынесения оправдательного приговора. Для признания Никищен-ко виновным существенным является само деяние, выразившееся в угрозе распространениякомпрометирующих сведений, а не факт наличия или отсутствия у обвиняемого этих сведений, равно как и возможности ими распорядиться. Что касается возникшей для Черновой реальной угрозыразглашения нежелательных для нее сведений, то наличие данного обстоятельства подтверждается не только аудиозаписями бесед, состоявшихся между Черновой и Никищенко, но и показаниями самого обвиняемого, данных им в ходе предварительного следствия. Так, будучи допрошенным 17.10.95 г., Никищенко, в частности, показал: «На ее вопрос, как мы можем с ней разобраться, я стал говорить, что если на нее есть какие-либо материалы, то УВД может с ней разобраться, что, видно, есть какие-нибудь фотоматериалы, которые можно расклеить, отослать по почте на работу или домой. Я также говорил, что поскольку ее друг является сотрудником ФСБ, то мы можем выставить ее как агента ФСБ».