Дмитрий Соколов - Психогенные грибы

Я писал эту главу в Хуаутле, пока шли дожди, каждый день ожидая церемонии вечером, и каждый вечер Аполония произносила одно из единственных слов, которые знала по-испански: «Завтра». Грибы лежали на столе, завернутые в банановые листья. Наконец настало «сегодня». Я устроил себе днем баню, Аполония к вечеру оделась в яркое и цветное. Внук ее куда-то исчез, и она спокойно разговаривала со мной по-мацатекски. Зажгла свечи, копаль. Перед тем как зажечь свечи, она некоторые время водила ими по мне сверху вниз (очень приятно). Над горящим копалем мы держали руки и лица. Грибы она тоже держала и водила в этом ароматном дыму. Я жевал (без удовольствия) листья какого-то растения, оставившие во рту вкус зубной пасты из детства. Потом опять был перерыв, до полной темноты, наверное, около часа. Горели свечи. Она достала грибы, разделила, почистила. Я съел те, что она дала мне, закурил предложенную сигарету. От того, чтобы запить глотком водки, я отказался, она не настаивала. Потом она взяла свои грибы, еще несколько отделила мне и съела остальные (совсем мало). Еще какое-то время мы сидели, глядя на огонь свечей, потом она велела мне лечь «носом к стенке», потушила свет и вышла в свою (смежную) комнату.

Я остался один. Скоро начался трип. В какой-то момент вернулся ее внук и включил свой телевизор. Когда телевизор стал вплетаться в видения, мне стало очень неуютно. Там шел боевик со сплошным мордобоем. Я долго решался и наконец сказал ему, через стенку, что мне телевизор мешает. Он сразу его выключил и настала тишина, но мордобой еще долго продолжался в том, что я видел.

Аполония оставалась там, в своей комнате (в той же, что и внук), не вела речь, как я ожидал по описаниям. Я был один, и в какой-то момент мне стало очень неуютно. Тогда я встал, зажег свечку и вышел во двор. Когда я вернулся, вышла Аполония, и строго меня отчитала. Понял я, скажем, не все, но было ясно, что ни выходить на улицу, ни зажигать свет нельзя. Я, в сущности, знал все это сам, но был рад, что свечу она оставила гореть, когда опять вернулась к себе. Я потом от свечки к свечке передавал огонь всю ночь. Еще в какой-то момент она опять выходила и опять отчитывала. Я не мог ей ничего возразить. Контакт между нами все равно оставался очень теплым. Видения скоро утихли, грибов было, в общем-то, мало, и я заснул под утро. Следующий день и потом, как минимум, еще один день были просто замечательными, я чувствовал себя абсолютно чистым, светлым, легким. Автостоп удавался идеально (я ехал назад).

Теперь, когда я вспоминаю эту ситуацию, она кажется мне довольно символичной (она всегда с грибами такая). Я пришел туда и ел «маленьких святых» вот примерно с какой целью: я хотел «получить добро» на то, чтобы давать их другим. (Я далек от того, чтобы называть это «стать шаманом» даже в диких своих мечтах; но даже и писать про это — это тоже «давать другим», как ни крути). Доставшаяся мне церемония была «потертой»: не было молитв и знаменитой льющейся и взывающей речи (я знаю, что Аполония множество раз делала это с мамой и потом сама). И был телевизор — вот чья речь звучала в ночной тишине.

И тогда я заглушил телевизор, зажег свечку и вышел на улицу. А та сила, от которой я хотел набраться, говорила мне, чтоб я остался лежать в темноте. Но только я, уже не слушая авторитетов, продолжал свое. Раз уж остался «сам по себе», то и слушаться пришлось себя. Церемония была сломана. А грибы, конечно, остались грибами. И они вполне разрешили мне «зажечь свет и выйти на улицу».

1. Применение энтеогенов в психотерапии—абсолютно естественная идея, получившая развитие практически одновременно с распространением ЛСД [49] В 1949 году уже есть публикации о терапевтическом потенциале ЛСД (при том, что первые исследования о его действии были напечатаны в 1947 году). и чуть позже псилоцибина. Если то, что называется психотерапией, назвать «опытом, трансформирующим человека к психической гармонии и духовному росту», то, скажите, разве это не определение — одновременно — хорошего грибного трипа?

История «Психеделической психотерапии» имеет бурное начало, мегаломанические планы, примерно десятилетие развития в несколько сторон сразу, сменившееся торможением и застоем. Легальное запрещение в могилу ее не свело, но поставило столько палок в колеса, что все так и застыло примерно на уровне 1965 года. Респектабельная мама—психотерапия легальная—как-то сильно переживать не стала, вероятно, решив, что и так детей немеряно.

Как и в истории научных изысканий, в истории «Психеделической психотерапии» ясно видно (мне, во всяком случае), как нечто очень очевидное и ясное (грибной опыт) становится необычайно сложным, когда его пытаются понять не само по себе, а в свете каких-то сторонних теорий. «Осознавание первого рода» так же направлено на запутывание, как и на понимание, об этом стоит помнить; это верно для одного человека и тысячекратно верно для сложной иерархической системы типа современной научной или терапевтической организации.

2. Убейте меня, но разрешите рассказать сказку! Начало ее вы, скорее всего, прекрасно знаете: это история о том, как четыре человека в темной комнате ощупывают слона. Тот, кто держит слона за хобот, считает, что слон — это нечто змееобразное и извилистое; держащий за уши утверждает, что стон — широкий, плоский и горячий; тот, кто ощупывает слоновью ножку, убеждает всех, что слон — неподвижен, неохватен и шершав; наконец, в хвостовой части уверены, что слон — это тонкая веревка, которая плохо пахнет. Хорошо. Это известная часть истории. Менее известно, что в какой-то момент появляются несколько докторов нескольких наук, новомодный Художник и Сенатор. Все они, имея доступ ко всем четырем описаниям, понимают, что дело нечисто, что слон не так-то прост и его только ощупью не возьмешь. После много или малооплачиваемой работы первые четверо приходят к следующим выводам:

Слон — это совокупность сенсорных ощущений, объединенных одномоментностью, но разделенных пространственно.

Слон имеет волновую природу, локально воспринимаемую как материальный объект.

Слон — это галлюцинаторный фактор латентно-психотических переживаний.

Слон — это лингвистический символ коррелятивного совмещения феноменологических описаний реальности.

5. Слон — это иллюзия преимущественно кинестетической модальности.

Художник изображает слона, экспрессивно совмещая на одном полотне все, что описано очевидцами, и добавив чуть-чуть личного отношения к миру.