Лайза Пикард - Викторианский Лондон

Вплоть до 1853 года в Австралию ежегодно ссылали в среднем 460 осужденных. [879] James Greenwood, The Seven Curses of London, London, 1869. К 1853 году в Австралии находились 6000 каторжников, а на Бермудах и в Гибралтаре — 2650. Обычно приговор выносился на семь лет, но случалось и на десять, четырнадцать, а то и пятнадцать лет. Очень редко в документах приводятся жуткие списки «регистрации смертей и прибывших на пожизненное поселение» — судебное решение лишало осужденного возможности вернуться в Англию. При всем том у ссыльных мужчин и женщин был шанс, возможно иллюзорный, начать на новом месте новую жизнь. После 1853 года колонии по вполне понятным причинам отказались впредь быть «помойкой» для английских каторжан, поскольку каторжные работы в Англии большей частью заменялись ссылкой в колонии. Пришлось осужденным на семь или десять лет ссылки заменить сроки на четыре-пять лет тюремного заключения в Англии. В колонии отныне отправляли только тех, у кого срок наказания составлял четырнадцать лет или был пожизненным.

Как правило, мест заключения было недостаточно, а потому некоторых арестантов отправляли в плавучие тюрьмы в Вулидж, в получасе езды по железной дороге. Здесь находились старые боевые корабли, еще с 1779 года использовавшиеся для размещения осужденных, которых привлекали к работам по углублению дна Темзы.

«Поначалу это считалось временной мерой, вызванной обстоятельствами, однако старые военные корабли почти на полстолетия стали вместилищем для самых закоренелых преступников, свозимых из всех тюрем Соединенного Королевства». [880] Mayhew and Binny, op. cit. В 1841 году здесь размещались 3552 узника. В этих тюрьмах всегда было сыро, темно и полно вшей. Самым большим из кораблей в Вулидже был «Дифайэнс», 74-х-орудийный корабль с 500 узниками на трех палубах, которые спали в гамаках, натянутых так туго, что они врезались в тело. «Уорриор» тоже был 74-х-орудийным кораблем. (Число орудий свидетельствовало о размерах судна. Разумеется, орудия давно были сняты, равно как мачты и прочее оснащение.) На нем размещались 450 заключенных. «Юнайт» был плавучим госпиталем, способным содержать 58 пациентов в относительно комфортных условиях; здесь были железные койки, каждый день давали хороший чай и две унции вина, половину бараньей головы, а также молоко, хлеб и масло. И наконец «Салфер», который использовался как прачечная. Это был 30-ти-орудийный шлюп, разжалованный до разряда плавучей прачечной, где трое узников стирали арестантскую одежду и развешивали ее на веревках, натянутых между обломками мачт, подобно флагам, когда корабль был «разукрашен от носовой части до кормы».

Возможно, в каком-то отношении жизнь на борту плавучей тюрьмы была не такой уж плохой. Каждую неделю узникам выдавали чистую одежду, им дозволялись свидания и письма раз в три месяца. Работали они с 7.30 до 5 вечера (зимой — до четырех) с часовым перерывом на обед, с обязательным обучением и чтением молитв с 6.45 до 8.30 вечера, а в 9 отправлялись в постель, вернее, в гамак (зимой — в восемь). На обед они получали 6 унций мяса, фунт картофеля и 9 унций хлеба. Завтрак и ужин состояли из хлеба и какао или овсянки. Три часа в неделю отводилось на обучение чтению, письму и арифметике, по часу на каждый предмет. Узникам выплачивали «наградные» за выполняемую работу, главным образом, укрепление дамб и углубление русла реки. Заработок мог составлять 6 пенсов в неделю, которые накапливались до момента выхода на свободу; тогда они получали на руки половину накопленных денег, комплект верхней одежды и белья, а оставшуюся половину суммы могли получить по прошествии двух-трех месяцев. Это было разумно. Обычно, оказавшись наконец на воле, трудно было устоять и не прокутить все. Узникам, однако, воспрещалось разговаривать с соседями, за исключением одного часа в воскресенье после молитвы, их не обучали ремеслам, которые могли бы прокормить их после освобождения, а умерших зарывали на болотах, окружавших тюрьму, и место их погребения никак не обозначалось.

Арестант, который решением суда приговаривался к «тяжким работам», вынужден был отбывать наказание на чем-то вроде «бегущей дорожки» — устройстве, применяемом в британских тюрьмах с 1817 года. «Идея состояла в том, что цилиндр вращался под тяжестью находившегося на нем человека, когда он перемещался вперед… Тюремных надзирателей, которые могли повернуть храповик и тем самым затруднить вращение цилиндра, заключенные метко прозвали „шурупами“». [881] Stephen Van Dulken, Inventing the 19 th Century, London, 2001. Арестанты ненавидели эти устройства, называли «перемалывателями ветра», подчеркивая бессмысленность своего вынужденного занятия. Каждый день 12 человек одновременно делали 24 шага вперед, потом перемещались на 8 дюймов в сторону, совершая это по пятнадцать раз на дню по пятнадцать минут с перерывами на другие занятия, и все это, разумеется, молча.

«Вращение цилиндра» было столь же бессмысленной работой, но тюремные власти усматривали в ней пользу: ее можно было делать в камере, не нарушая изоляции, в которой находился узник. Еще в тюрьме имелся рычаг, вращавший барабан с комплектом черпаков внутри, которые забирали песок и опустошались по мере хода. За восемь часов можно было совершить, как предполагалось, 10 000 оборотов. В качестве работ вне тюрьмы производилась «тренировка с ядром» каждый день по часу или больше. Первый из стоявших в ряду людей поднимал тяжелое пушечное ядро и передавал его соседу, тот бросал ядро на землю, поднимал его и передавал по цепочке следующему… Когда ядро доходило до конца ряда, производимые действия совершались в обратном направлении.

Обычным принудительным трудом в тюрьмах было щипание пакли, которым занимались как женщины, так и мужчины, не только в тюрьмах, но и в работных домах. Разница состояла лишь в том, что приговоренный к тяжелой работе имел ежедневную норму в 6 фунтов, что втрое превышало норму остальных. Но это, по крайней мере, не было бессмысленной работой, пагубно воздействовавшей на душу. Щели в деревянных корпусах плавательных средств приходилось конопатить, и лучшим материалом для этого служили старые, раздерганные на волокна веревки — пакля.

К 1861 году смертные приговоры выносились лишь в отношении лиц, совершивших убийство или особо тяжкое преступление. Количество убийц, казненных через повешение, было невелико. В 1854 году на виселицу были отправлены только пятеро. Годовой показатель составлял от 9 до 16 человек. [882] Leon Radzinowicz, A History of English Criminal Law, London, 1968. Привычные для предыдущего века «шествия к Тайберну» (близ Марбл-арч) с присущими им буйным весельем и разнузданностью были упразднены, но казни оставались публичными и проводились по месту заключения преступника. В 1849 году супругов Маннинг повесили на Хорсмонгер-лейн близ «Слона и замка». Тридцать тысяч народу собрались посмотреть на казнь, в их числе и Чарльз Диккенс. «За весьма скромную плату в 10 гиней мы получили возможность обозревать все происходившее сверху из окна кухни на верхнем этаже [дом находился напротив тюрьмы]». Поведение пьяной толпы в эту ночь сопровождали «всякого рода бесчинства и непристойные выходки…». [883] Kathleen Tillotson (ed.), Charles Dickens: letters, Oxford, 1977.