Лайза Пикард - Викторианский Лондон

В дневнике сэра Уильяма за 1893 год есть пометка: «рыбные ножи в первый раз». [458] S. M. Ellis (ed. and annot.), A Mid-Victorian Pepys: the Letters and Memoirs of Sir William Hardman, London 1925. Рыбные ножи, как многие явления викторианской жизни, были знаком классовой принадлежности. Если в вашей семье имелось столовое серебро с георгианских времен, когда рыбу ели с помощью двух вилок или вилки и куска хлеба, в вашем ящике для столового серебра не могло быть ножей для рыбы. С другой стороны, с ножами для рыбы было удобно есть, они были модны, но только среди нуворишей. Так что выходите из затруднительного положения, как сумеете. Вообще викторианский обеденный стол изобиловал множеством столовых принадлежностей, которые могли насмерть испугать робкого новичка в обществе: десертные ножи и вилки, держатели для спаржи, специальные вилки для омаров, ножи для устриц… и еще серебряная ваза для середины стола и бесчисленные серебряные блюда и бонбоньерки, приборы для чая и кофе — предостаточно, чтобы у горничной не было ни одной свободной минуты. Создавалось даже впечатление, что чаши с розовой водой для споласкивания рук — признак большей цивилизованности, чем льняные салфетки, которые заставляют предполагать, что вы неаккуратно едите.

В 1851 году Алексис Сойер в своей книге «Современная домохозяйка» описывает обычный домашний дневной распорядок. У «миссис Б.» две служанки, повариха, горничная и кучер. «Мы, что называется, „ранние пташки“, то есть, мистер Б. должен каждый день уходить на работу в двадцать минут десятого. В 8.30 наш завтрак уже на столе». Миссис Б. заваривает кофе, на завтрак у них яичница или холодное мясо, «а у мистера Б. иногда рубленая котлета… которую я готовлю сама на недавно изобретенной [Сойером, разумеется,] керосинке». Затем мистер Б. уезжает на работу в одноконной карете («брогам»), которая возвращается, чтобы ею могла воспользоваться миссис Б. Миссис Б. составляет меню для детей, меню ланча и ужина и посылает их вниз, кухарке. В 10 часов миссис Б. сама спускается в кухню и обсуждает с кухаркой, что нужно приготовить на этот день. «Я обычно кончаю заниматься туалетом к 12 часам. Затем у меня есть час, чтобы сделать записи или повидаться с лавочником или портнихой, а по понедельникам с утра я проверяю счета лавочника и плачу по ним». Иногда она «помогает кухарке» в приготовлении какого-нибудь нового блюда. К вечеру новый всплеск деятельности. Мистер Б. возвращается домой в кэбе или в омнибусе без двадцати пять, и в половине шестого они ужинают, еду подают служанки. «Если нет гостей, дети и гувернантка после ужина спускаются вниз. Если у нас гости, мы не видимся с детьми». Дети ложатся спать без четверти восемь. «В восемь мы пьем чай и кофе. Если гостей нет, приходит гувернантка и проводит остаток вечера с нами. В одиннадцать мы обычно ложимся, а перед этим мистер Б. любит выпить стакан негуса с бисквитом или сандвичем». Сойер, пожалуй, назначил ужин в семействе Б. слишком рано. Средний класс, по большей части, ужинал в шесть или несколько позже. [459] Sala, op. cit.

Мистер Б. вряд ли успевал проголодаться к ужину в 5.30 после плотной еды в середине дня в кофейне или ресторане в Сити, [460] John Hollingshead, My Lifetime, London, 1895. или в известном ресторане Бертолини на Лестер-сквер. [461] G. A. Sala, Gaslight and Daylight, London, 1869. Джейн Карлейль иногда позволяла себе удовольствие съесть ланч вне дома, когда из-за нашествия художников ее дом становился непригодным для жилья. Она ходила к «Вири» на Стрэнде, «чистенькое заведение… где я съедала половину жареного цыпленка (очень маленького), большой ломоть подогретой ветчины и три молодые картофелины за шиллинг… Я видела женщин без спутников у „Вири“ — порядочных (то есть, не проституток) — гувернанток или что-то вроде». [462] J. A. Froude (ed.), Mrs. Carlyle’s Letters, London, 1883. Ресторан, куда она ходила на ланч, не следует путать с рестораном «Вери» на Риджент-стрит, постоянными посетителями которого были принц Уэльский, Дизраэли и Диккенс. Это был значимый шаг для женщин — вторгнуться туда, где прежде бывали только мужчины.

Натаниел Готорн наслаждался отбивной котлетой — «очень хорошей» — с хлебом и двумя картофелинами и стаканом бренди с водой в таверне за 11 пенсов плюс 1 пенс чаевые официанту. [463] Nathaniel Hawthorne, The English Notebooks, фрагменты их включены в книгу Xavier Baron, London 1066–1914, Robertsbridge, East Sussex, 1997. У. С. Белл, приехавший в Лондон посмотреть Всемирную выставку, был на ланче со своим братом, служащим Дома правосудия, в ресторане на Стрэнде. В меню входило: «рыба под соусом» за 1 шиллинг, полпорции за 6 пенсов, ромштекс с устричным соусом за 1 шиллинг, «капуста или шпинат, картофель или морковь» за 1 пенс, хлеб и масло за 1 пенс и сыр «стилтон» за 2 пенса. Столь же аккуратно записанные Беллом цены в Найтсбридже, неподалеку от Выставки, как ни удивительно, были такими же, хотя из чего был приготовлен «сандвич» за 3 пенса, не уточняется. И ни в одном заведении братья Белл не давали чаевых, возможно, это не было предусмотрено. [464] Неопубликованный дневник У. С. Белла, Museum of London accession no. 52.25, упомянутый в Creaton, op. cit.

Но вечерний ужин в ресторане совсем другое дело. Можно было заплатить 5 гиней в самом дорогом ресторане или всего 2 шиллинга в одной из множества таверн, где с 5 до 7 каждые четверть часа или полчаса подавали свежеприготовленное мясо по 2 шиллинга за порцию. [465] Cunningham, op. cit. Самым большим заведением, обслуживающим обеды, свадьбы и т. п., был «Гастрономический симпозиум всех народов» в бывшем доме леди Блессингтон в Кенсингтонгоре, напротив Всемирной выставки. [466] Симпозиум означает пиршественную встречу, где за столом люди могут обсуждать такие предметы, как философия, наподобие Платона с друзьями. Это удачно выбранное название, если уметь произносить его. Леди Блессингтон была известной — или печально известной — светской дамой, хозяйкой салона, ее имя редко сходило с газетных полос. Когда до нее, наконец, добрались кредиторы, ей пришлось распродать свое имущество и уехать во Францию со своим любовником, графом д’Орсе. В 1850 году Сойер, который к тому времени отказался от своей должности в «Реформ-клабе», арендовал ее дом, полагая, что сумеет таким образом нажить состояние. [467] Graham Storey, Kathleen Tillotson and Nina Burgis (eds.) The Letters of Charles Dickens, Vol. 6, Oxford, 1988. Им всегда владели грандиозные идеи, начиная с того, чтобы прикреплять павлиний хвост к лежащей на блюде готовой «дичи» на обеде в больших семьях, где «павлины не переводятся», и кончая тем, чтобы приготовить суп одновременно для 22000 бедняков. На этот раз проект оказался Сойеру не по зубам. Роскошные, умопомрачительные интерьеры леди Блессингтон расширили его возможности, и он купил еще земли под «Гигантский павильон всех народов», сооруженный на манер средневековых замков на Рейне; огромный тент, где всего за шиллинг одновременно могли поесть 1500 человек. Знать, например, герцог Веллингтонский или Дизраэли обедали внутри дома. Великолепные сады леди Блессингтон служили для увеселений, концертов и всегда популярных подъемов на воздушном шаре. Там был Зал архитектурных чудес, Трансатлантическая палата, предоставлявшая американские напитки любого рода (мятный джулеп?), Зал брачного пира Данаи и чудесная лестница, украшенная портретами таких людей как Питт, Дизраэли, Наполеон и Диккенс, вокруг которых клубились гиппогрифы, жирафы, слоны и драконы. [468] Helen Morris, Portrait of a Chef. The Life of Alexis Soyer, Cambridge, 1938.