Олег Рисс - Семь раз проверь... Опыт путеводителя по опечаткам и ошибкам в тексте

Любопытно, что предпринимались даже попытки связать точность слова с... экономикой. Не лишено резона шутливое замечание Жюля Ренара: «Точное слово! Точное слово! Сколько можно было бы сберечь бумаги, если бы закон обязывал писателей пользоваться только точными выражениями!»

Приведенные высказывания свидетельствуют, что у Прекрасной Дамы — Точности не было и нет недостатка в поклонниках. Они по-разному восхваляли ее достоинства, но, пожалуй, никто не сказал так весомо, просто и убедительно, как гениальный автор «Фауста»: «Невероятно, насколько необходимо быть ясным и точным перед читателем!» Гёте выдвинул своего рода тезис об ответственности пишущего перед теми, кому он предназначает свой труд. Вряд ли случайно пришла эта мысль великому олимпийцу.

Гёте , о котором русский поэт Баратынский прекрасно сказал, что «на все отозвался он сердцем своим», не мог не замечать гигантских успехов книгопечатания. На протяжении XVIII века, то есть как раз в эпоху, когда он жил и творил, появилось более полутора миллионов книжных изданий — каждое тиражом от двух до трех тысяч экземпляров. Это означало колоссальный скачок в области умственного общения. Слово писателя как бы приобрело быстролетные крылья. «Чтобы обойти Европу, — пишет Р. Эскарпи, — „Божественной комедии" понадобилось более четырех столетий, „Дон-Кихоту“ оказалось достаточно двадцати лет, а „Вертеру“ — пяти лет» [ 137 137. Эскарпи Р. Революция в мире книг. М.: Книга, 1972. 138. Яглом И. М.у Добрушип Р Л., Яглом А. М. Теория информации и лингвистика // Вопросы языкознания. 1960. № 1. 139. Яглом А. М, Яглом И. М. Вероятность и информация. 5-е изд. М.: КомКнига/URSS, 2007. 140. Якушкин В. Е. О Пушкине. М., 1899. 141. Ямпольский И. Г. Сигнал неблагополучия // Вопросы литературы. 1973. № 10. С. 184-209. 142. Ярбус А.Л. Роль движений глаз в процессе зрения. М.: Наука, 1965. , с. 25].

Пока книга оставалась рукописной, крайне узкой была ее социальная база. Правда, и печатная книга не сразу стала достоянием широких масс, которым ее стоимость была явно не по карману. Да и какая ничтожная часть населения любой из стран Европы умела тогда читать!

И тем не менее в самую пору заговорил Гёте об ответственности автора перед читателями. Изобретение книгопечатания имело не только материальные, но несомненно и моральные последствия. Быстрый рост тиражей и ускорение производства книги сопровождались повышением авторитета, достоинства печатного слова. Книга, как отмечают ее историки, высоко вознесла авторитет и честь своего творца — автора, что было попросту невозможно в ранее существовавших условиях.

В эпоху рукописной книги автор не являлся уж столь заметной фигурой. Подчас он отодвигался в тень и даже вытеснялся фигурами блестящих иллюминаторов и искусных каллиграфов. Расписные заглавные буквы, изящные заставки и художественные миниатюры скорее доходили до глаза и сознания читателя (не был ли он в первую очередь зрителем?), чем длинный и не всегда ясный текст. В. С. Люблинский указывал, что в «допечатный период» книга не имела даже привычного теперь титульного листа с обозначением имени ее автора. Из-за этого происходили частые недоразумения, когда сочинение одного автора приписывалось другому или одно и то же произведение упоминалось в каталогах под разными и притом несхожими названиями. Заглавие и само имя автора прочно прикрепились к книге лишь после того, как она сделалась, что называется, полиграфической продукцией [ 70, с. 97].

Далее, как известно, до наступления Нового времени ни один самый просвещенный автор не мог уберечься от произвола переписчиков. Историки отмечают, что писцы каролингского Возрождения VIII–X веков и собственно Возрождения, начиная с XV века, были озабочены тем, чтобы делать тексты понятными. Поэтому и исправляли по своему разумению все то, что им казалось неясным. Несовершенство тогдашнего способа превращения рукописи в книгу связывало уста и руки писателя, не давало ему возможности отстаивать свой родной текст с непреклонностью Мартина Лютера: «Здесь я стою! И не могу говорить иначе!»

Так, греческий историк Диодор Сицилийский, написавший во времена Юлия Цезаря и Августа краткий очерк всемирной истории, заявлял в конце последней, сороковой книги, что несколько частей его труда были выкрадены у него и пущены в обращение в неверных списках, за которые он слагает с себя (!) личную ответственность [ 135, с. 95] .

Печатный станок разрешил затянувшийся конфликт между совестью автора и бессовестностью его самочинных интерпретаторов. Гуманнейшая техника книгопечатания позволила писателю освободиться от фатальной заданности ошибки со стороны переписчика. Неизвестные прежде технические средства воспроизведения рукописи для издания, ясность и однозначность типографского шрифта, многотиражность книги избавили автора от принудительного «соавторства» переписчиков и «кондотьеров пера», Повысив гарантию, что его взгляды, стиль, формулировки, Манера письма шире и точнее «дойдут до света». В итоге, как с долей иронии писал В. С. Люблинский, «бурно разгорелись и задымили факелы авторских самолюбий» и скромный грамотей-клирик сменился «по-настоящему гордым творцом» [ 70, с. 138].

Отныне автор мог проследить путь каждого начертанного им слова до той минуты, когда оно явится на белый свет в листах с печатной машины. Благодаря тому, что пишущий получил возможность самолично проверять текст размножаемого или ранее размноженного произведения, повысилась достоверность информации, а следовательно, возросли ценность содержания книги и авторитет издания.

Этот весьма существенный момент в эволюции книги повлиял, так сказать, на позицию авторов. С развитием книгопечатания им приходилось быть более осмотрительными.

В истории книги зафиксированы случаи, когда некоторые авторы, боясь в «самой малости» обмануть доверие читателей, задерживали печатание своих трудов и в последний момент вносили необходимые поправки. Так, немецкий ученый XVI века Геснер, прозванный «отцом библиографии», при печатании его объемистого труда «Всеобщая библиотека» ухитрился в конце книги вставить уведомление для читателей о том, что один из упомянутых в своде авторов ошибочно назван умершим. Точность и учтивость Геснера в отношении читателей выражались также в том, что он помещал в книге специальные указания, помогавшие быстрее находить нужные сведения, не перелистывая подолгу сотни страниц.