Олег Рисс - Семь раз проверь... Опыт путеводителя по опечаткам и ошибкам в тексте

По-видимому, не все из того, о чем мы узнали из опубликованных исследований, удастся так сразу, в один присест, перенести в будничный труд работников печатного слова. Но ряд выводов и наблюдений ученых безусловно придется нам «ко двору». Так, ими выяснено, что наибольшее число отказов (по-нашему, «зевков» или «прохлопов») бывает при распознавании букв в нижней строке. Отсюда для нас вытекает рекомендация особенно внимательно прочитывать последнюю строку на каждой странице.

«Методическое зерно» для практиков заключено и в выводе ученых, что наиболее высокую неопределенность показывают начальные буквы слова [ 85, с. 125].

Это означает, что внимание профессионального читателя должно быть приковано к первым буквам, определяющим облик слова и, естественно, его смысл.

Поборники научно-технической революции в типографиях и издательствах могут прервать наши рассуждения и задать вопрос: зачем, мол, выбирать медлительный путь всяких опытов и методических усовершенствований, когда скорее и проще переключиться на электронную технику?

За последние два десятилетия опубликовано немало обнадеживающих сообщений с интригующими заголовками: «Электронный наборщик» (Известия. 1959. 10 декабря), «Электронный контролер» (Ленинградская правда. 1961. 17 декабря), «Электронный корректор» (Известия. 1965. 9 октября) и т.д. Содержательный обзор работ, ведущихся в этом плане, дается в брошюре «Электронная техника в процессах корректуры и редактирования» [ 136, с. 5–9]. К чести составителей брошюры, они не стараются выдать желаемое за действительное. В предисловии от издательства подчеркивается, что публикуемые методы и технические устройства не нашли еще широкого применения. Предстоит пройти долгий и тернистый путь, чтобы достичь идеального будущего, когда автоматический контроль точности воспроизведения текстов в печати избавит нас от всяких огорчений. Не загадывая, сколько воды утечет, прежде чем моя рукопись превратится в книгу, я тем не менее непоколебимо уверен, что ее будущие читатели увидят в выпускных данных фамилию «живого корректора», а не заводской номер какого-нибудь «читающего автомата»!

Теперь уже общепризнано, что вопрос упирается не в технические трудности, а в принципиальную невозможность целиком и полностью все функции человеческого мозга переложить на электронную технику. В новейших публикациях все больше внимания обращается, в частности, на то, что человек, который готовит программу для электронно-вычислительной машины (программист), сам не застрахован от ошибок. По данным группы киевских психологов и кибернетиков, подавляющее число ошибок происходит при переводе алгоритма решения данной задачи на машинный язык. Две трети их (66%) составляют элементарные описки в числах, адресах, кодах операций и т.д. [ 14, с. 263]. До чего же они похожи на те же ошибки по невнимательности, которые допускают многие лица, занятые зрительной работой! Поэтому и для программистов исключительно важен этап проверки вводных данных и исправления случайно допущенных ошибок.

Работу со словом и над словом невозможно лишить ее глубинно-творческого характера, который проявляется не только в часы, когда автор создает свое произведение, но и тогда, когда над рукописью увлеченно трудится редактор, когда в корректуру вносятся исправления, облагораживающие и возвышающие текст, даже в последний момент, когда беспокойный голос из типографии сообщает по телефону в издательство, что замечены-де в подписной корректуре такие-то неясные или сомнительные места и что для пользы автора, издательства и читателя хорошо бы поправить это раньше, чем книгу начнут печатать.

Прислушаемся к авторитетному мнению ученого, который вместе с тем известен как крупный мастер художественного слова: «Итак, смыслы слов, выражений, понятий в процессе исторического развития неизбежно меняются. И, естественно, приоритет в овладении понятиями принадлежит тем, кто чаще с ними сталкивается, кто непосредственно с ними работает...» Для нас, тружеников типографий и издательств, лестно признание со стороны математика, что сложные буквенные преобразования — это тоже искусство, имеющее своих артистов [ 39, с. 226, 233].

Кто, кроме них, подчас в силах разобраться в целой гамме стилистических и смысловых оттенков, придающих произведению неповторимое лицо?! Так, в одном из рассказов Чехова жеманная дамочка произносит: «У нас в Пютюрбюрге». В одном слове — вся характеристика персонажа. Как предупредить «глухую» к живому слову машину, чтобы она не уподобилась не в меру придирчивым корректорам, стремящимся все стричь под одну орфографическую гребенку?!

Да что говорить о художественной литературе, когда и язык авторов многих научных трудов менее всего подчиняется формализации! Резко индивидуален и лишен формальных условностей стиль Менделеева, Павлова, Крачковского, Гастева, Ферсмана, Вавилова и других корифеев науки. Так, Д.И. Менделеев систематически писал «пред» и «чрез», а попадись его статьи «автоматическому корректору», запрограммированному на современные орфографические нормы, последний то и дело будет подавать тревожные звонки: ошибка и ошибка!

Изыскивать более эффективные способы, опираясь на раскрытые наукой возможности, необходимо не только в борьбе с опечатками, но и более сложными ошибками в рукописях и наборе. Со временем память электронной машины, быть может, и придет на выручку редакторам, тратящим немало труда на проверку фактических данных в произведении и устранение всяких отступлений от истины. Но в нынешних условиях преимущественно выручают свои знания, опыт и компетентные методические указания.

К сожалению, никем еще не предложены какие-либо единицы достоверности наподобие единиц информации — битов, что позволило бы установить количественные соотношения и в вопросах точности. Но зато сколько здесь простора эрудиции, логике, ассоциациям, интуиции, эмоциям! Нам кажется, что не устарел даже окрашенный скепсисом совет Анатоля Франса: «Постоянное сомнение да будет нашей достоверностью!»

Жгучая потребность в точности навела и современного писателя на невеселые размышления. Рассказывая в своем дневнике «Разные дни войны» об одной недостоверной встрече, Константин Симонов признается: «Эта ошибка памяти была для меня в ходе работы над книгой тревожным сигналом, лишний раз напомнившим о том, что в памяти не только многое бесследно утрачивается, — это еще полбеды, — но кое-что бессознательно деформируется, а это уже беда, с которой надо бороться, по возможности проверяя все, что поддается проверке» [ 103, с.88].

Попробуйте, однако, на свой глаз определить, что поддается и что не поддается, а главное — что требует и что не требует проверки, и вы тотчас зайдете в тупик. Если взять за правило, что проверять надо все подряд от подлинности малейшего факта до местоположения последней запятой, то на выполнение всех операций контроля уйдет невесть сколько времени и работа над рукописью замедлится до черепашьего шага.