В.В. Розанов. Семейный вопрос в России. Том II

Оставалось жизни одному и другому еще лет на двадцать: и, конечно, ее прилично было провести семейно, а не кое-как, не в холостом безобразии. Если по каноническим правилам не возбранен брак и не сопровождается эпитимьею в 60-летнем возрасте, хотя именно это есть нравственно сомнительный брак, то какое есть основание для эпитимьи брачащегося, когда ему 40-45 лет? Троебрачный всю жизнь свою прожил честною семейною жизнью; напротив, нужно принудить себя к обману, схитрить, сфальшивить, чтобы сказать и подумать о человеке, 59 лет прожившем холостою жизнью и вступающем 60-ти лет в первый брак, что теперь он впервые готовится узнать женщину, а что до этого времени все 59 лег он находился в состоянии Адамовой невинности. Однако мы замечаем, что на таковых старых женихов-холостяков эпитимья не накладывается. Но эпитимья на троебрачных, которые никогда и никого не погубили и, только вступая в третий брак, показывают, что они нисколько не разочаровались в семейной жизни во время прежних двух браков и, следовательно, прожили в них хорошо и счастливо, какой же она имеет смысл? Очевидно, в эпитимье содержится упрек вступающему в брак и почти нежелание, неохотное желание повенчать его. Очевидно, этот человек, собирающийся третий раз жить семейно, совершенно не переносит внесемейных отношений к женщине, и за это его надо хвалить, а не порицать. Да и похвалы он достоин, ибо, на протяжении всей жизни узнав только трех женщин, - он невиннейший Иосиф сравнительно с толпами, с сонмами пожилых веселящихся холостяков. Ведь напрасно было бы тут прикидываться неведущим и делать вид, что предполагаешь, будто эти холостяки - девствуют. Конечно, они развратничают напропалую, и никакой ответственности, ни даже "законному" упреку не подлежат. Третий брак и есть пример, урок, редчайший и случайный, но поучительный, что нельзя касаться женщины иной, чем своя жена, и иначе как в правильной семье. Обращаясь к основаниям эпитимьи, мы не находим никаких. В Евангелии умолчано, сколько раз можно вступать в брак. Но косвенный ответ на вопрос там есть. Это - беседа Спасителя с самарянкою. На слова Иисуса, вне целей беседы сказанные: "Поди и призови своего мужа", - она сказала: "Господи, у меня нет мужа". - "Это правду ты сказала: ибо ты имела пять мужей, и тот, которого теперь имеешь, не муж тебе". И нет дальше глагола: "оставь этого, с которым теперь живешь" или: "ты много грешила в прежней жизни". Мы этим и воспользоваться можем ввиду отсутствия других текстов. Ибо в Кане Галилейской Спаситель не высказал о браке никакого слова, и, однако, самое Его присутствие здесь принято нами за освящение, за "благословение", за дозволение. Но насколько ярче беседа Его с самарянкою! Если в Кане Галилейской одно присутствие Его освятило, то и здесь Его беседа освящает же. А что Он не упрекал самарянку и не сказал: "Ты грешила " или "не согрешай впредь", то это, казалось бы, устраняет возможность упрека или эпитимьи и с церковной стороны. Между тем покой и твердая совесть есть важное условие счастья семейной жизни. Ибо не можем мы глагол священника выслушивать без трепета: и этот трепет останавливает, вероятно, многих несчастным образом ранних вдовцов; оставляет вне семьи много почтенных девушек и вообще есть причина разнообразного несчастия и дурных нравов общества. Ибо всякая холостая жизнь человека без монашеского специального призвания (особый глас Божий) невольно бывает грязна и разрушительна для общества.

Г-н Скальковский, в рождественских шутках за прошлый и за нынешний год, приписывает мне намерение "упразднить брак" и вернуть благочестивых соотечественников к нравам радимичей и вятичей, которые "умыкаху жен", или обитателей Сахалина, которым на время дают казенную жену. Причем дети в том и в другом случае бросаются на руки государства. Так как подобное мнение обо мне и моих взглядах на брак, высказанных на страницах "Нов. Вр.", мне случалось читать и в серьезной форме, в газетах, журналах и даже целых брошюрах, то я нахожу полезным, для восстановления доброго своего имени, сказать несколько слов о той стороне брака, которой вообще специально не касался: именно - о формальной, как юридической, так и обрядовой.

Я не только не хотел бы, как мне приписывают, устранить венчание, но насколько художественное созидание христианства не имеет поставленной около себя точки, хотел бы расширения, углубления и особенно поэтизации обрядовой стороны при вступлении в брак. Она упала сравнительно с первыми веками церкви: новобрачные тогда семь дней ходили в цветочных венках (которые заменились теперешним бронзовым "венцом"), и время венчания было сейчас же после литургии, на которой новобрачные причащались. Всякий поймет, насколько это глубже было по значению и художественнее по форме теперешнего "представления свидетельства о говеньи", каковое делается недели за две до венчания, - и трудно понять, какой оно имеет смысл в таком удалении от брака. Вообще потеря смысла и утрата красоты форм, введение на место этого каких-то жестких до непереносимости для деликатного слуха терминов, вроде "брачного обыска" и "оглашения", поразительно и удручает сердце.

Далее я считал бы очень важным приблизительно в течение года между обручением и венчанием изучение женихом и невестою некоторых важнейших текстов Св. Писания, до супружества и семьи относящихся, из "Бытия", "Апокалипсиса", "Второзакония", кн. "Руфь", "Товия" и "Иисуса, сына Сирахова". Но это не для всех, не всегда и не везде возможно. Семьи, по необходимости (заметьте это) начавшиеся без предварительного ритуала, однако, я желал бы все-таки связать с церковью, например, чрез выдачу священником освященных колец. Это есть в церкви: епископ римский утверждается в должности чрез посылку ему папою шерстяной ленты (палиум). Вообще освящение чрез вещь существует в церкви. Путем указываемого мною средства связались бы с церковью и ее священством множество теперь существующих связей, особенно многочисленных в простом народе и которые теперь оставляются законом и церковью абсолютно без всякой формы. Таким образом, я стою за совершенное уничтожение бесформенных сожительств. Но в то время, как другие предлагают их уничтожить и, конечно, никогда этого не в силах будут сделать, я настаиваю на их признании, освящении и оформлении.

Свободное соглашение и теперь есть первый канон брака. Не рассуждаю, а выписываю из "Курса православного церковного права" епископа Никодима (СПб., 1897): "В понятии брака как в гражданском отношении, так и в смысле таинства, первое и основное условие есть обоюдное согласие (курс, авт.), cuvcavecic,, consensus: именно, чтобы мужчина и женщина способом, признанным законом, изъявили свою свободную волю вступить в союз, обусловливающий брак. Поэтому брак считается заключенным в тот момент, когда воля мужчины и женщины получит внешнее выражение и сделается обоюдным согласием. А чтобы это обоюдное согласие могло быть существенною основою брачного союза, оно должно соответствовать всем предписаниям закона, вообще существующим по отношению ко всякому законному договору, и главным образом, чтобы договаривающиеся стороны имели все необходимые для этого нравственные качества, равно как в отношении цели брака и все физические качества. Когда есть налицо все эти нравственные и физические качества и когда взаимное согласие было выражено в установленной законом форме, тогда только это взаимное согласие служит основою брака, чем и отвечает первому внутреннему условию его" (стр. 578). И несколько далее: "Обручение, uvnoxera, sponsalia, есть взаимное обещание мужчины и женщины вступить в брак, совершаемое в настоящее время по церковному установлению перед венчанием; оно заимствовано из римского права" (стр. 579). Вот картина положения дела по ученому канонисту, а не по моей философии. Взаимное жениха и невесты объявление свободного согласия на вступление в брак - что теперь протекает в венчании так незаметно и, к несчастию, стало формальным только опросом, на который дается часто неискренний же ответ, - и составляет собственно момент заключения брака, вступление в супружество. Это хорошо выяснено в известном тонкостью своей казуистики католическом богословии. Передадим его в изложении К.П. Победоносцева ("Христианские начала семейной жизни". Москва, 1901, стр. 47): "Католическая церковь, по правилу Тридентского собора, требует для совершения брака, чтобы последовало торжественное объявление воли мужчиною и женщиною пред священником и двумя свидетелями; она приглашает брачащихся к церковному благословению, но не ставит это благословение необходимым условием для совершения брака и довольствуется так называемым пассивным присутствием (курс. К.П. Победоносцева) духовного лица". Таким образом, патер является как бы священным нотариусом, свидетельствующим перед Богом о происшедшем у него на глазах вступлении в брак супругов, но свидетельствует молча (курс. К.П. П-ва), а гласное выраженное согласие на это жениха и невесты и образует самый брак, что довольно отвечает и выписке из еп. Никодима, приведенной нами, о существенном моменте брака.