В.В. Розанов. Семейный вопрос в России. Том II

Недавно меня посетил приехавший из Соединенных Штатов русский православный священник Н.В. Васильев. Он много рассказывал о тамошней жизни и все возвращался к пункту, и его и меня интересующему, - физического и нравственного здоровья народа. Он ознакомил меня с результатами уже 50-летней деятельности "Христианского общества молодых людей в Северной Америке", полувековой юбилей которого праздновался в Бостоне летом 1901 года. Затем назвал брошюрку русского исследователя о движении населения в России (заглавие ее я забыл), в которой показывается, что население России далеко не так быстро увеличивается, как мы привыкли думать по старым учебникам, и что состояние Франции, где рост населения остановился, - не бесконечно удалено и от нас. Он жалел, что я прекратил писать о разных сторонах брака, и, упомянув о "Религиозно-философских собраниях", последнее заседание которых посетил, указывал, что наибольшую пользу они принесли бы, останавливаясь не на теоретических и догматических вопросах, а на нравственно-жизненных, каков, напр., брак. С последним я не согласился, ибо полное разрешение практических вопросов лежит, так сказать, в обладании узла вопросов догматических. Напр., весь вопрос о браке зависит от вопроса об аскетизме. Пока последний владычествен, он будет обладать браком, как господин. И как бы ни было плачевно это управление, ничего с ним нельзя сделать, не затронув вопроса о сравнительной метафизической и религиозной ценности и опорах самого аскетизма. Пока господин есть господин - он господин. По римскому праву patria potestas (отцовская власть (лат.)) не останавливалась в действии своем, даже когда pater был сумасшедший. А римское право действенно и в Европе. То же и здесь, в применении к идеалам девства и супружества. Так я говорил.

- Да вовсе нет. Самое право аскетов регулировать брак ни на чем не основано, и византийские императоры только по незнанию канонического права предложили в свое время монахам установить правила брака. По "Апостольским правилам", основной у нас канонической книге (происхождении около IV века после Р. X.), монах не должен мешаться в мирские дела. Таким образом, ни законы, аскетами выработанные, ни текущее теперешнее управление ими же семейных дел не имеет под собою почвы канонической.

Это меня поразило, и я позволяю себе под полным именем передать мысль почтенного священника, как я ее услышал. И ранее, в частой переписке, мною сохраняемой, и в устных беседах со священниками, мне случалось неоднократно выслушивать одобрение моим мыслям о браке, разводе, незаконнорожденных детях, где они признавали застарелую неправду. Все эти вопросы они считают бесконечно запущенными, пренебреженными, так сказать, съехавшими с канонического фундамента, потому что с него съехала вообще вся цивилизация, живущая в XIX веке далеко не так, как в IX. И что было применимо и целебно в маленьких епархийках Исаврийской династии или Комненов, что было там исполнимо, - решительно не исполнимо и неприменимо в чудовищных социальных и политических организмах новых времен и становится в них разрушительно. Надвинуть же новую цивилизацию на каноническое право так же невозможно, как надеть Монблан на палец. Да и притом вообще: епархии средневековой Греции работали для себя, ad usum temporis, без права и мысли "вязать и разрешать вечность". Поэтому мы только ломаем себя, пытаясь втиснуть бытие 100-миллионных народов в правила тогдашней жизни, столь миниатюрной и неразвитой. И пришлось нам, напр., завести дома терпимости от полного отсутствия брачных норм, брачных условий, соответственно выработанных в применении к быту постоянных армий и подвижного рабочего населения, в ту древнюю пору вовсе не существовавших, а в наше время выросших до огромных размеров. Ведь нельзя же, для соблюдения правил "Кормчей" о браке, закрыть фабрики и распустить армию. И вот нам пришлось изловчаться, чтобы основание домов терпимости считать канонически позволительным в стране и менее затрагивающим истину и целость церкви, чем сколько бы этой истины и целости осталось, если бы она допустила четвертый брак, временное сожительство (фабричные, солдаты) или женитьбу двух родных братьев на двух родных сестрах. Но историческая подавленность у нас духовного сословия заставляет его говорить золотые слова "в уголке", а на стол (в печати, в публичной речи) класть "медь звенящую"...

Продолжая рассказы об Америке, мой гость упомянул, что священник, отказавшийся назавтра же обвенчать вступающую в брак пару, - платит 500 долларов штрафа и что венчания совершаются там все дни года, а не 60 дней в году, как у нас. О последней цифре я переспросил, удивившись, что так мало "венчальных дней". Оказалось, что это не обмолвка. Он высказал удивление, что таинство, т.е. святое, почему-то невозможно в пост. Я более чем согласился с ним, указав на несомненное притворство неведения, будто повенчавшиеся только что только перед семинедельным постом, разорвут супружескую жизнь на все эти семь недель. К чему такая наивность клириков? А если они ее не имеют, то зачем же "медовый месяц" именно помещать в посту? Да и затем, ведь невольно образуется у всего народа представление, что супружеская жизнь есть какая-то масляница, объядение, а не нормальная и постоянно ровно текущая жизнь. Вырождение семьи христианской, малочисленность и особенно болезненность и малоспособность детей, очень вытекает из этих интервалов то полного воздержания, то неумеренной чувственности. Народ без сомнения предается тому и другому, послушно внимая гласу, что "супружество есть мясоед, а пост есть девство". Он все молитвенное и серьезное время воздерживается от супружества, а среди пьянства, объядения и удаления от молитвы начинает жить супружескою жизнью. И вот в такой-то печальнейшей обстановке, истинно языческой, плодит детей не столько как человеческие души, сколько как свинок. Ужасно!

Он согласился со мною, что здесь надо искать причины разрушения и вырождения семьи. Когда я переспросил его, неужели в Соединенных Штатах не требуют от венчающихся документов, он мне ответил, что, конечно, - нет, это - полицейская сторона брака, нимало священника не касающаяся, и за нее венчающийся отвечает сам перед законом и судом. "У нас же, - прибавил он, - требуется целая пачка документов, и, напр., здесь в Петербурге совершенно невозможно венчать пришлых на отхожие промыслы крестьян. Именно - они должны сделать оглашение по месту постоянного жительства. В Петербурге о них оглашения сделать нельзя, потому что здесь они временно, хотя бы и давно живут, и требуют от них свидетельства оклика с родины. Они пишут туда. А оттуда отвечает священник, что он не может совершить оклика, ибо парень уже много лет отлучился с родины и, быть может, теперь женат. Получив такое уведомление, мы отказываем в браке - и это огромному множеству холостых и совершенно к браку правоспособных людей. Между тем самый закон об окликах есть католический, установленный Иннокентием III и подтвержденный Тридентским собором, а в русское законодательство он перешел из Польши, очень поздно, не ранее конца XVIII в. Судите, какие от этого последствия. Проституция растет, множество людей вступают в нелегальные связи, а рождающихся от них детей выкидывают в воспитательные дома".