В.В. Розанов. Семейный вопрос в России. Том I

_____________________

* Опять путаница. Да про что же еще иное можно говорить в браке? Ну, да: это - "влечение" Товия к Саре, Авраама - к Сарре, заставившее 90-летнюю стать матерью, меня - к моей супруге, в основе общей - вечное "это - кость от костей моих, и плоть от плоти моей". Страсть есть любовь, когда она разлита; а когда сосредоточивается, сливается "в уголок" - она становится рождающею, дето-творящею. Но ведь вы это-то "как зверя" и хотели бы сковать, этому-то влечению и полагаете препоны "не разводом": когда требуете любить мертвое, труп, и запрещаете любить живое, жизнь. Но да не будет: и оковы ваши рассыплются в звенья, которые с презреньем оттолкнет ногою царица брака - златокудрая заря рождающегося младенца. В. Р-в.

** Да, это - не страсть, а без-страстное, вне-страстное, и единственно посему -развратное отношение к полу. Старикашки - первые любители скабрезного, - а уж какая у них "страсть"! Самые неприличные стихи, анекдоты - среди чиновников, поледеневших в браке. Словом, где угасло обрезание - началась порнография; где кончилось священство пола - умерла метафизика брака, и осталась только одна его плоская физика. В. Р-в.

*** Не понимаю "мнимого самоотвержения". Автору нужно заклеветать вовсе не порнографию, а именно благородную-то любовь, ради которой человек творит подвиги самоотвержения, и он именует их "мнимыми". Но "распни себя" - ради К. Сильченкова, секретаря духовной консистории, как несчастная Татьяна в "Евг. Онеп": и распятую - тебя вознесут за "истинный (теперь) подвиг". Но ведь "подвиги"-то нужно творить "для мужа", для него и для жены "оставлять отца и мать"; и к великому счастью, о г. К. Сильченкове и "иже с ним".Св. Писание ничего не упомянуло. Ничего о вас, господа, не упомянуто: и с этого бы и следовало начать споры. В. Р-в.

**** Начинается тонкая софистика, за которою будем следить. В. Р-в.

***** Да ведь и любящий "всегда и везде любит", и даже часто всю жизнь одного или одну; но когда и "не одну", то он аналогичен "гордецу", который горд - и в битве, и в совете царском, и с друзьями, и с родными (перемена лиц). В. Р-в.

****** Так и Соломон, и Давид "неизменно накопляли любовь". И Давид, уже хладея и не в силах будучи ничем согреться, - взял последнюю жену (начало 3-й Книги Царств). Я не видал скупого, который любил бы непременно одну золотую монету, этим проявляя духовность своей страсти: он любит и золото, и земли, усадьбы, дома, все. Если перенести это на пол - то можно удивляться частоте абсолютно единоличной любви. Но из примеров же К. Сильченкова видно, как мало вправе мы осуждать и много-личность любви, из коей и следуют как факты ветхозаветной жизни, так и безусловные, горячие, страстные, не умерщвленные все еще и, очевидно, не умертвимые порывы к разводу. В. Р-в.

******* Да, она прогорела, а была, и она все сотворила. Но автор помнит мой пример и понял, значит, при чтении, о чем я говорю: зачем же столько он клеветал на меня? В. Р-в.

______________________

Только отдельные в жизни случаи подтверждают, по-видимому, мнение г. Розанова и придают ему некоторый вид правдоподобия. Разумеем те случаи, когда страсть действительно как будто ложится в основу семьи, и притом такой семьи, которая кажется близкою к идеалу по взаимной преданности супругов, неизменной до конца верности их друг другу, чистоте их отношений и т. д. Но не трудно видеть, что и в этих случаях страсть вовсе не имеет приписываемого ей значения, в таких семьях она играет роль только временного опьянения, болезни* и т. п., а не действительной основы. Бывает так, что у взаимно оценивших и, следовательно, разумною любовью полюбивших друг друга - любовь их, постепенно возрастая, переходит в страсть; возникает счастливый семейный союз, и иной недальновидный наблюдатель готов видеть в нем подтверждение благодетельного значения страсти. Но страсть остается верной себе: она сравнительно быстро уходит, и если семейное счастье не разрушается, то ясно, что не страсть, вопреки видимости, лежала в основе его, а именно то разумное чувство, которое предшествовало ей и осталось неизменным, когда ее уже не стало, когда она исчезла, именно как временное опьянение или болезнь**. Случается и наоборот - что страсть предшествует разумному чувству; страстное влечение сразу овладевает влюбленными, - когда же оно исчезает, разум, вступая в свои права, усматривает действительные основания ко взаимной любви супругов, действительные взаимные достоинства их, - и семья остается счастливою и благоденствующею. Не ясно ли, однако, вновь***, что не страсть, а разумное чувство лежит в основе такой семьи, что ему она обязана своим счастьем, элемент же страсти был лишь случайным и несущественным?

______________________

* Болезнь есть боль, и странно называть "болезнью" сладость чувства и сладостные ощущения. В. Р-в.

** "Опьянение, болезнь". И на такой-то риторике автор и подобные авторы хотят что-то построить. В. Р-в.

*** Нисколько не ясно, а прямо таки нелепо. "Страсть" и "разумное чувство" суть разреженное и сгущенное состояние одной атмосферы. Но кто "редкий воздух" и "густой воздух" - противопоставляет друг другу и ищет их различных родников ? В. Р-в.

______________________

Не созидать свойственно страсти, а разрушать*, и полагать в основу брака страсть - значит не утверждать достоинство брака и его чистоту, а - ниспровергать его. Более последовательными были, поэтому, отрицавшие брак во имя свободы страсти западные писатели (напр., Ж. Занд и А. Дюма) и наши нигилисты прошлого времени (М. Волохов в романе "Обрыв" Гончарова). Если же г. Розанов стремится согласить свободу страсти с браком, положивши первую даже в основу последнего, и вместе с тем думает не только отстоять, но даже очистить и возвысить христианское учение о браке, то это - лишь выражение того направления, которое мы отметили...

______________________

* Ну, опять! А только что привел примеры, что она "все устраивает". Перекидывая страсть то назад, то вперед, автор похож на сибирского "удалого молодца", что, залегши на дороге, поджидает караван чая, чтобы "отрезать место". Ему непременно надо оскопить брак, вырезать из него, в сущности, даже не страсть, а вообще - пол и, переделав человека в богоугодную "мощу", сухонькую "иконку", сказать: вот таковая поживет по нашей воле. В. Р-в."

______________________

На самом деле христианство, как и здравый разум самого человечества, - одинаково отрицают и осуждают страсти. Христианство учит о высоком достоинстве человека, носящего в себе, в своем разуме и своей воле, образ своего Творца; оно призывает его к разумному и свободному служению Богу, в состояние Богосыновства. И для христианства, поэтому, нет* страстей ни добрых, ни благородных, ни благодетельных: всякая страсть для него есть только зло и грех, потому что всякая страсть ослепляет разум, порабощает волю человека и делает свободного сына Божия своим рабом. И если утверждать, что страсть лежит в основе брака, вообще странно, то утверждать, что она лежит на основе христианского брака, - кощунственно.