В.В. Розанов. Семейный вопрос в России. Том I

Но наиболее неправильное и в бытовом и в историческом отношении вредное мнение, поддерживаемое и, может быть, впервые точно формулированное г. Сильченковым, - это его учение только о формальном и почти словесно-формальном характере таинств. Таинства, по нему, не суть существенности, ессенциальности, - если можно так выразиться, - а одни только формы, в которых какое бы содержание ни лежало или ни было вложено человеком, оно таинства не затрагивает, не портит и не разрушает. Если вспомнить которого-то из Борджиев, давшего яд в причастии, то мы найдем аналогию этому искусному и опасному богословскому учению. Вне тумана рассуждений оно, конечно, значит: "Греши сколько хочешь - все равно таинство действует, и ты спасен". Думается, что по деревням и весям русским эта надежда, которая так похожа на легкомыслие и так толкает на легкомыслие поступков, - произвела немало безобразнейших сцен, событий и, наконец, прямо преступлений. Обратимся к браку. Мысль моей статьи и, пожалуй, моих статей - брак согласный, любящий, чистый; жизни "душа в душу" при единстве тел, и если есть грех, слишком возможный здесь, - то, как я оговорился в своей статье, непременно грех открытый, без обмана, с непременным условием сознания в нем друг другу и чистым прощением и забвением греха, проступка, легкомыслия, однако прощением свободным, а не насильным и принужденным. Это, сказал я, входит в эссенцию таинства, ибо, где есть оно - там Бог, а где Бога нет - не длится и не продолжается таинство, как особенно в случае, если между мужем и женой неукротимая злоба, ожесточение, даже простирающееся до посягновения на жизнь друг друга. Когда дело дошло до такого состояния духа "четы человеческой", то, если можете и решитесь, уже лучше ведите ее на торговую казнь, но ради же Бога не кощунствуйте и не настаивайте, что среди этих расквашенных носов, заготовляемого мышьяку, царапанья, кусанья, ругани, побоев - обычная картина "православной семейки" - есть и действует благодать, сообщенная в таинстве. Что действует, то видно, а здесь не видно и, значит, - не действует. Нет, это отношение к таинствам как только к формальному требо-исполнению со стороны священника и требо-слушанию пассивного слушателя и породило, создало, культивировало русскую да и вообще европейскую "семейку", и напрасно автор думает, что он благочестив, когда пишет: "Напомним же, однако, нашему автору, что сила Божия в немощи совершается (2 Кор. XII, 9); что благодать Божия не бегает, - как он думает, - греха, ибо она не слабее греха, что для борьбы с грехом она и подается. Напомним и это выразительное свидетельство апостола: иде же множится грех, пре-избыточествова благодать (Римл. V, 20)".

Нет, уж увольте. Вам написать это нетрудно и по "Симфонии" подыскать тексты, а вы загляните в отравленную семью, вы послушайте разговоры за ночь, взгляните на мать, избитую на глазах детей - да что избитую! Студенческое воспоминание в богоспасаемой Москве, как сейчас помню, -в Денежном переулке. У хозяина дом и флигеля. Жена и много детей. Жена -щепка испитая, в могилу смотрит. Все это я мельком видал, студент был, и ни до чего мне не было дела, а разгадка "краше в гроб положенной" (этакая ведь сложилась поговорка: значит, - века и миллионы наблюдений) женщины сказалась в длинной сплетне кухарки: "И - родимый! У него что ни прислуга, то жена и барыня, а барыня в прислугах. Вместе и измываются; он ее бьет, да и кухарка миловидная - бьет-не бьет, а толкнет, и та смолчать должна. И сколько он этих хайлов переменил!"

Хозяин был огромный и красный, и уж, думаю, кулачище... Может, и до сих пор жив; не знаю, жива ли жена. Но мы с г. Сильченковым не договорили: что же тут "преизбыточествовала благодать"?

Нет, дорогие мои, нравы русские от вас идут и вашего "смиренномудрия". Ох, тяжело это "смиренномудрие", и кто-то снимет крест этот с России...

Удрученный ношей крестной,

пел Тютчев. Уж именно!

Край родной долготерпенья,

умилялся он же. Нет, уж позвольте, я как студент тогда и сейчас как писатель прямо проклинаю это долготерпение, ибо штука-то ведь в чем: ну, я терплю - и хвала мне. И каждый вправе и даже должен лично и за себя терпеть. Но когда я перед этою "испитой женщиной" встану и, приглаживая ее реденькие волосы и восхищаясь ее терпением, запою ей "славу":

Край родной долготерпенья,

то ведь такому "певцу" можно в глаза плюнуть. Нет, тут ни стихов, ни текстов не нужно. Тут нужно сделать простое, доброе дело. Дело фактически я сделать бессилен, как и тогда той доброй и безмолвной ("безответной" -тоже поговорка) женщине, но как писатель я, слава Богу, смог выразиться, Бог научил высказать мысль, что когда в семье любви нет, уважения нет, милосердия нет, то нет в ней и святого и вообще ничего нет. Квартира с враждующими жильцами, к которой если применять термин "таинство", то какой же и текст подобрать для такового таинства кроме: "Бог вражда есть". Но в нашем Евангелии написано: "Бог есть любовь", и вот это понятие Божества и есть канон семьи, на коем она должна держаться и им ограничиваться. А на началах вражды, которая на светском языке переделалась в народную мудрость: "Ничего - стерпится, слюбится", на этих началах семья еще не умерла, но явно умирает.

Как общее введение к статье, он пишет: "Известно ведь, что как только поднимается в нашей светской печати этот вопрос о разводе, он не иначе рассматривается и решается, как в смысле самого широкого его допущения. В рассуждениях на эту тему газеты бывают преисполнены столь удивительной любви и снисхождения к страдающему от современных ненормальных условий брака, - разумеется отсутствие развода, - человечеству, что самое евангельское учение о разводе является в сопоставлении с их любвеобильными рассуждениями чрезвычайно жестоким и мрачным. Быть может, большее спокойствие и отсутствие увлечения дали бы иным публицистам (ссылка на Лескова) возможность понять всю чрезмерность этой претензии - превзойти в любви Евангелие, - быть может, они тогда и допустили бы, что не иным чем, как любовию к грешному человечеству вызван был у Божественного Учителя чистейшей и святой любви и Его строгий приговор о разводе" (стр. 2 брошюры).

Это все "вообще"... Но, г. Сильченков, что вы конкретно и определенно скажете о расквашенном носе, нарядных кухарочках и красном кулаке моего хозяина в Денежном переулке? Да, мы - "светские писатели" - развращаем нравы, ходим по улицам, заглядываем в дома, слушаем разговоры, когда вы сидите в чистых квартирках и ожидаете, когда вас позовут на "требу", крестины, похороны и свадьбу, что все вы только в этот парадный час и блюдете. Но вы живете, и нам нужно жить. Автор сам (стр. 1) пишет о "внесении теперь в наши высшие государственные учреждения законопроекта о разводе", и вот с этими учреждениями, на руках которых полуразрушенная семья, детоубийство и проституция, - разговор будет гораздо труднее, чем со "светскими писателями". Пощадите, милостивцы, воспеваемый вами