Неустановленный автор - Нострадамус. XX век: новейшая дешифровка

Ленский расстрел вошел в отечественную историю как трагедия, послужившая толчком к массовым выступлениям рабочих в борьбе за собственные права. Мало кто знает, что на самом деле Ленские золотые прииски пережили два расстрела: второй, более страшный, был в 1938 г. Но пока меня интересует первый расстрел – ведь он может объяснить сразу две строки катрена: первую и последнюю. Действительно, если Ленский расстрел спровоцировал борьбу рабочих за свои права, то основание «молодой секты» как нельзя лучше подходит к зарождению рабоче-крестьянского интернационалистического движения, основоположником которого (во всяком случае, его «лицом») принято считать Ленина. И тогда «Земля задрожит» означает именно рождение революционного сознания в массах трудящихся.

Давайте вспомним детали того преступления. Располагавшиеся по берегам реки Лены и ее притоков прииски Ленского золотопромышленного акционерного товарищества «Лен-золото» давали громадные прибыли английским и российским акционерам. Условия работы на приисках были крайне тяжелыми: рабочий день горняков достигал 16 часов. Зарплата была низкой, к тому же часть ее уходила на штрафы, а часть выдавалась в виде талонов в приисковые лавки. Забастовка началась стихийно 29 февраля на Андреевском прииске, а поводом послужила, как считается, выдача в лавке гнилого мяса. 4 марта были выработаны требования бастующих: 8-часовой рабочий день, повышение зарплаты на 30 %, отмена штрафов, улучшение снабжения и т. п. Ни одно из наиболее важных требований не было удовлетворено администрацией, и к середине марта стачка охватила все прииски, на которых работало свыше 6 тыс. рабочих. Руководили ею Центральный стачечный комитет и Центральное бюро, в которые входили большевики, меньшевики, эсеры и др. Правительство направило из Киренска и Бодайбо войска, и в ночь на 4 апреля были арестованы почти все члены стачечного комитета. Утром рабочие потребовали их освобождения. Днем 4 апреля 2,5 тыс. человек двинулись к Надеждинскому прииску для вручения чиновнику прокуратуры жалобы на произвол властей. Рабочие были встречены солдатами, которые по приказу жандармского ротмистра Трещенкова открыли огонь. Было убито до 250 человек и столько же ранено. Лишь под давлением общественности правительство направило на прииски для расследования комиссию. Новый договор о найме не удовлетворил рабочих. Забастовка продолжалась до 12 августа, когда прииски покинула последняя партия рабочих. Расстрел вызвал в стране стачки и митинги протеста, в которых участвовало около 300 тыс. человек. Ленские события в условиях революционного подъема 1910–1912 гг. послужили толчком к перерастанию революционных настроений в массовое выступление против царизма и капитализма.

Итак, фраза «Земля задрожит» для этой версии вполне уместна, хотя «дрожь» земли не следует в таком случае понимать буквально. Однако с катреном по-прежнему не все ясно. Он словно повествует о двух вещах: рождении «новой секты» в 1912 г. и извлечении тогда же из земли похороненного «Римлянина». Сказано следующее: «Будут кости великого Римлянина найдены, Он будет в мраморной гробнице погребен». Речь конкретно – об обнаружении гробницы, специального комплекса. И останки в этой гробнице должны обязательно присутствовать.

Материалы о втором Ленском расстреле неожиданно точно совпали с частью предсказания. Залпы 1912 г. взбудоражили страну. Впоследствии забастовки и митинги в память Ленских событий стали традицией, а в первые годы советской власти время Ленского расстрела отмечалось как общегосударственная памятная дата. Хотя позже советская власть значительно превзошла власть царскую по масштабам преступлений против масс. Через 10 лет после второго послания Сталина, в соответствии с его теорией об обострении классовой борьбы по мере продвижения страны к коммунизму, рабочие на берегах Витима по извращенным понятиям конечных исполнителей превратились во врагов, а Ленский золотоносный район второй раз пережил трагедию массовых расстрелов. К концу 1937 г. Сибирь сильно уступала центру по успехам ликвидации «врагов народа». Преодоление «отставания» совпало с направлением из центра Бориса Петровича Кульвеца.

По прибытии в Иркутск эмиссар НКВД был сразу командирован в Бодайбо. С вопросом «кого и за что арестовывать?», который никак не могли разрешить местные чекисты, потому что арестовывать было определенно некого (не убивать же людей только за то, что они пытаются прокормиться), новый «товарищ» справился быстро. «По приезде в Бодайбо установил, что к операциям аппарат не готовился. Кроме учетных списков, других материалов почти не было. Больше приходилось действовать чутьем», – сообщал он позже начальству. А «чутье» у него было своеобразное, если судить по тому, что арестам стали подвергаться все подряд, даже те, на кого не было доносов. «С содержанием арестованных у меня чрезвычайно тяжелая обстановка, – вскоре докладывал он. – Забито все здание, все коридоры, в каждой комнате по 10–12 человек, занял столовую, здание милиции, склады и пр. Лимит тюрьмы на 75 человек, а арестовано более тысячи». Затем Куль-вец доложил: «Произвести выкорчевку врага к сроку не успеем. Прошу Ваших указаний». Неудивительно, потому что на всех арестованных нужно было сформировать дела, а это было тяжело технически – не хватало людей и канцелярского обеспечения. В соответствии с теорией Вышинского, что царицей доказательства является признание обвиняемого, требовалось лишь оформить протоколом признание арестованного в антисоветской, контрреволюционной, шпионско-диверсионной деятельности без указания конкретных фактов. Кульвец сам с помощью двух-трех помощников составлял признательные показания за арестованных, но не справлялся. Борис Петрович просил разрешить ему оформлять бумаги задним числом, то есть уже после расстрелов. (!) Эмиссару была предоставлена возможность производить аресты без санкции прокурора (к этому времени уже и районный прокурор был арестован). Однако выносить приговоры арестованным он не имел права. Дела направлялись в Иркутск, где списки приговоренных подлежали утверждению областной «тройкой». Кульвец из-за этого сильно переживал: «Меня очень огорчило, что из двух партий в 260 человек по первой категории идут только 157 человек… Прошу Вас принципиально пересмотреть вопрос o лимите первой категории для Бодайбо».

В архивных материалах совершенно нет упоминаний о сопротивлении арестованных, побегах с этапа, нападении на конвоиров. Сутками арестованные шли по тайге в Бодайбо, не делая попыток обезоружить своих конвоиров. Такая покорность не вяжется с образом врагов, членов шпионских организаций и диверсионных групп, которых «обнаружил» Кульвец. Эта покорность объясняется просто: честностью арестованных людей, не чувствующих за собой какой-либо вины и потому выполняющих беспрекословно требования арестовавших их оперативников. Люди были уверены, что в Бодайбо быстро во всем разберутся и их отпустят.