Юрий Щербатых - Искусство обмана. Популярная энциклопедия

Позднее этот редактор таким же образом придумал и описал «бла-гуна продувного» — млекопитающее из семейства кенгуру, «инфузорию сепиевую», которую он причислил к семейству грызунов, и «нетопыря заморского», будто бы обитающего в Исландии.

Этот пример ясно показывает нам, что как одни только сухие факты без воображения еще не делают науку, так и фантазии, не опирающиеся на опыт, не имеют с истинной наукой ничего общего. Недаром еще великий Леонардо пятьсот лет назад писал в своем трактате «Об истинных и ложных науках»:

«По моему мнению, пусты и полны заблуждений те науки, которые не порождаются опытом, отцом всякой достоверности».

Однако опыт опыту рознь, и в наше время далеко не каждый научный эксперимент можно повторить с целью его проверки. Конечно, во времена Галилея можно было относительно легко проверить истинность открытых им законов природы. Для этого достаточно было взобраться на Пизанскую башню с двумя ядрами разного размера и сбросить их вниз. Если тяжелое ядро упадет первым, значит, был прав Аристотель, а если одновременно, то, стало быть, великий греческий мудрец ошибался, и любой желающий мог удостовериться в правоте Галилея. Таким образом, эксперимент в науке вроде бы решает все. Объективно и однозначно.

Но как быть, если исследователи, работающие на уникальном синхрофазотроне, объявили, что синтезировали новый химический элемент? Ведь такое оборудование может быть единственным в мире и стоить миллионы долларов. Даже если другая группа ученых сомневается в истинности такого открытия, у них нет ни единого шанса повторить опыт без ускорителя. Значит, остается поверить на слово. А если это был обман? На этом кончается объективность науки.

Известный русский философ В. Налимов пишет: «Наше общество живет успокоенно — у него есть убежище: в своем подавляющем большинстве оно верит в непогрешимость науки. Верит в ее безусловную объективность. Верит так, как раньше верили в непогрешимость религии и магии… Но отвечает ли сама наука тому идеалу, который сложился вокруг нее?» И далее, подробно разбирая индуктивный метод, преобладающий в науке, он приходит к выводу, что и наука отнюдь не застрахована от ошибок и заблуждений. Ведь чтобы проверить какое-то научное положение, нужно повторить опыты в другой, независимой, лаборатории.

Сегодняшний эксперимент нуждается в первоклассной технике, дорогостоящем оборудовании. А сама подготовка к нему может потребовать многих месяцев, а то и лет. Кто же захочет потратить несколько лет своей карьеры на то, чтобы воспроизвести сомнительные эксперименты? Ведь если они подтвердятся, то лавры первопроходца будут принадлежать ученому, первому обнаружившему эффект, если же нет — проверяющему достанется сомнительная слава опровергателя открытий. И так как мало кто стремится подвергать независимой проверке данные, полученные в других лабораториях, в науке постепенно копится груз заблуждений и ошибок.

Причина научного обмана состоит в том, что науку делают не бездушные роботы и не чистые ангелы, а обычные люди из плоти и крови, пусть порой и одержимые поиском нового. Однако мало кто из них будет возражать против славы, власти и денег, сопровождающих открытие. Вот почему велик соблазн выдать желаемое за действительное, что иногда и встречается в научной жизни. Вспомним, к примеру, «теорию» Лысенко о наследственном характере приобретаемых изменений и превращениях видов. Сколько вреда она наделала в советской науке, сколько жизней талантливейших генетиков было загублено! Для доказательства своей правоты сподвижники Лысенко не брезговали откровенными фальсификациями и подлогами, и в результате генетика была объявлена буржуазным лжеучением.

Во всех центральных изданиях — начиная от вестников Академии наук до газет и журналов публицистического характера — Т. Д. Лысенко и его сподвижники старательно внедряли в умы людей свои бредовые идеи, используя один из постулатов обмана: «Если вы хотите, чтобы вашей лжи поверили, продублируйте ее через несколько независимых источников».

Даже такое, казалось бы, далекое от биологии издание, как «Литературная газета», напечатала статью Лысенко, в которой тот утверждал:

«Теперь уже накоплен большой фактический материал, говорящий о том, что рожь может порождаться пшеницей, причем разные виды пшеницы могут порождать рожь. Те же самые виды пшеницы могут порождать ячмень. Рожь может также порождать пшеницу. Овес может порождать овсюг и т. д. Все зависит от условий, в которых развиваются данные растения»

Что мог подумать простой советский журналист, писатель, педагог, не искушенный в проблемах биологии, прочитав этот опус? Наверное, то, что академик врать не будет, да и в статье прямо написано про «большой фактический материал»… Оказывается, врать могут и академики, да еще как! Особенно если от этого вранья зависят их карьера и научная репутация.

Не отставали от своего «учителя» и некоторые его ученики, увидевшие благоприятную возможность добиться высокого положения в науке, используя в качестве доказательств не научные факты, а идеологические ярлыки и необоснованные обвинения в «идеализме» и «буржуазном подходе». Примером такой нечистоплотной борьбы с настоящими учеными была деятельность О. Б. Лепешин-ской, объявившей об открытии новых форм живой материи. Откровенный обман и подтасовку фактов она весьма умело окружала броней политических авторитетов ее высоких покровителей, прозрачно намекая, что ученым, которые осмелились бы разоблачить ее обман, пришлось бы бороться не с нею, а чуть ли не лично с товарищем Сталиным (который, как утверждала официальная пропаганда, никогда не ошибался).

Вот как, к примеру, начинает она свой труд «Внеклеточные формы жизни»:

«Эта работа, в которой излагается совершенно новая теория, идущая вразрез со старыми, отживающими идеалистическими установками, создана в стране передовой науки, в стране, в которой заботы нашей родной партии, правительства и нашего горячо любимого товарища Сталина не имеют границ, где товарищ Сталин является руководителем и покровителем передовой науки.

О. Лепешинская

Я хочу здесь привести конкретный пример его отеческой заботы о науке.

В самый разгар войны, поглощенный решением важнейших государственных вопросов, Иосиф Виссарионович нашел время познакомиться с моими работами еще в рукописи и поговорить со мной о них. Внимание товарища Сталина к моей научной работе и его положительный отзыв о ней влили в меня неиссякаемую энергию и бесстрашие в борьбе с трудностями и препятствиями, которые ставились учеными-идеалистами на пути моей научной деятельности».