Юрий Щербатых - Искусство обмана. Популярная энциклопедия

Отец Браун (герой рассказов Гилберта Честертона):

«Я тщательно разработал каждое преступление… Я упорно думал над тем, как можно совершить его… в каком состоянии должен быть человек, чтобы его совершить. И когда я знал, что чувствую точно так же, как чувствовал убийца, мне становилось ясно, кто он».

Ж. Сименон о комиссаре Мегрэ:

«Такой уж был метод его работы: самому добраться до сути, постепенно вникая в жизнь людей, о существовании которых еще накануне не подозревал».

Но, может быть, в этих трех отрывках речь идет не более как об эффектном литературном приеме, применяемом для того, чтобы подчеркнуть остроту восприятия героя? Может быть, все это не следует принимать всерьез?

Оказывается, идея «перевоплощения» следователя заслуживает самого пристального внимания. Вот что писал по этому поводу один из первых советских ученых-криминалистов В. И. Громов:

«Нужно себя поставить в положение обыскиваемого, учесть его психологию, уклад жизни, характер и привычки и задать вопрос: куда бы догадался или пытался сам производящий обыск спрятать разыскиваемый предмет, если бы сам жил в обстановке и условиях обыскиваемого и обладал одинаковой с ним степенью развития, одинаковыми профессиональными навыками и способностями».

В современной криминалистике мысль о «перевоплощении» следователя получила недавно новое развитие, стала полем применения так называемой рефлексии, или теории рефлексивных игр.

Суть рефлексии заключается в том, чтобы проникнуть в замыслы партнера по взаимодействию и «переиграть» его, либо предугадав его решение, либо побудив его к принятию желательного в данном случае решения.

Психологи иллюстрируют ход рефлексивных рассуждений примером розыска следователем преступника, скрывшегося с места преступления. Наиболее вероятно, что преступник мог уйти двумя путями: один из них — «А», удобный для движения, но более людный и опасный, другой — «В», трудный, но более безопасный.

Преследуемый рассуждает так: «Путь «В» лучше «А», поэтому я выбираю путь «В».

Следователь воспроизводит ход рассуждений убийцы и делает для себя вывод: «Убийца знает, что путь «В» для него лучше, чем путь «А», и поэтому выбирает путь «В», значит, я должен преследовать его по этому пути».

Однако преступник затем может рассуждать так: «Следователь полагает, будто я, зная преимущества пути «В», выберу его, и будет преследовать меня по этому пути. Поэтому я выберу путь «А».

Если следователь превосходит преступника в рефлексии, то, предвидя его выбор, отправится по пути «А» и захватит убийцу.

Преимущество в рефлексии позволяет следователю не только предвидеть поведение противника. Он приобретает возможность, влияя на его рассуждения, направлять в нужном для себя направлении процесс принятия противником решения.

Для тренировки способности к рефлексии существует множество внешне незатейливых игр, одной из которых является «тюремное очко» — игра без карт при помощи одних только пальцев. На счет «раз, два, три!» играющие одновременно выкидывают произвольное количество пальцев, так, чтобы общая их сумма была наиболее близка к «21». Сначала очки набирает один из играющих, а потом, когда он решит, что ему достаточно, его партнер. Игра, несмотря на ее кажущуюся простоту, весьма увлекательна и служит хорошей тренировкой для развития умения «просчитывать» чужие мысли. Для людей, интересующихся рефлексией и желающих развить у себя такие способности, можно порекомендовать книгу Н. В. Цзена и Ю. В. Пахомова «Психотренинг: игры и упражнения».

Рефлексивное управление поступками противника с целью принятия им желательного для следователя решения, к примеру, решения дать правдивые показания, может быть осуществлено путем создания такой психологической атмосферы, в которой это решение кажется преступнику единственно возможным. Примером подобной тактики следователя является один из эпизодов расследования убийства неким гражданином Гетманом своей жены и двухлетней дочери. Это реальный случай из практики, описанный в книге Р. С. Белкина «Сквозь завесу тайны»:

«Улик против подозреваемого по существу не было. Более того, нельзя было считать установленным и сам факт убийства, поскольку не были обнаружены трупы пропавших. Сам же Гетман продолжал упорно стоять на своих первоначальных показаниях, которые давал точно, твердо и ясно. И может быть, так и не удалось бы раскрыть это преступление, если бы не пара женских туфель, которые, как выяснил следователь, Гетман продал школьной сторожихе через некоторое время после исчезновения Андреевой.

Эти туфли были предъявлены матери и сестре убитой, а также сапожнику, у которого убитая заказывала обувь. Все признали, что это туфли убитой, а сапожник твердо заявил, что свою работу всегда узнает по способу отделывать рант и забивать гвозди.

При очередном допросе подозреваемого следователь как бы нечаянно поставил туфли на письменном столе. Он прикрыл их газетой, из-под которой торчали только носки. Во время допроса следователь говорил обо всем, кроме туфель, и задавал Гетману различные вопросы, не связанные с этими туфлями. Следователь чувствовал, что нарастает напряжение, испытываемое Гетманом. Он видел также то, что, рассеянно отвечая на вопросы, Гетман как завороженный не сводит глаз с высовывающихся из-под газеты носков туфель. Следователь терпеливо ожидал момента, когда Гетман по собственной инициативе заговорит о туфлях.

Так оно и произошло.

— Скажите, — спросил в конце концов Гетман, — почему на столе следователя находятся дамские туфли?

Следователь ответил очень спокойно и просто:

— Потому что, Иван Дмитриевич, это туфли убитой вами Ани Андреевой, и приобщены они к делу в качестве вещественного доказательства, и данное вещественное доказательство изобличает вас как убийцу. Поэтому они и стоят на моем столе. Вот, полюбуйтесь. — И он поднял газету.

Узнав туфли убитой им женщины, Гетман вскочил. Он взволнованно начал кричать, чтобы убрали это страшное свидетельство преступления, и в конце концов признал себя виновным в убийстве жены и ее дочери, желая таким образом избавиться от надоевшей ему женщины и ребенка».

Среди приемов, применяемых следователями во время допроса, есть и такой: бесконечной чередой будничных, малозначащих вопросов усыпить бдительность подозреваемого, добиться того, чтобы измочаленный такой скучной процедурой человек отвечал автоматически, не обдумывая свои слова, и, выбрав такой момент, задать тот вопрос, ответ на который наиболее интересует следователя. Для примера обратимся к классикам.

В сцене допроса Ильи в повести М. Горького «Трое» есть такой эпизод: «…снова посыпались какие-то маленькие, незначительные вопросы, надоедавшие Луневу, как осенние мухи. Он уставал от них, чувствуя, что они притупляют его внимание, что его осторожность усыпляется пустой, однообразной трескотней, и злился на следователя, понимая, что тот нарочно утомляет его.