Константин Душенко - Мысли и афоризмы древних римлян

Опытный и осмотрительный хозяин, когда хочет что-либо купить, всегда отрицает свое намерение, опасаясь конкурентов.

Остряку легче затушить огонь во рту, чем удержать острое слово.

Очевидность умаляется доказательствами.

Перо – лучший учитель, написанная речь лучше только продуманной.

Письмо не краснеет.

Подлинная дружба встречается реже всего среди вечно занятых государственными делами и борьбой за почести, и где тот человек, который откажется от высокой должности в пользу друга?

Позорное не полезно никогда.

Поистине, во всем, что дается людям от природы, а не от науки, с нами не идут в сравнение ни греки и никакой другой народ: была ли в ком такая величавость, такая твердость, высокость духа, благородство, честь, такая доблесть во всем, какая была у наших предков?

Пока я буду существовать, я не буду тревожиться ни из-за чего, если буду свободен от всякой вины; а если не буду существовать, то буду совершенно лишен чувства.

Почему создатели мира внезапно проснулись, после того как проспали бесчисленные века? Ведь, если не было никакого мира, века-то были? Потому что и в сознании не вмещается, что было какое-то время, когда никакого времени не было.

Поэтами рождаются, ораторами становятся. (Перефразированный Цицерон.)

Правительство есть говорящий закон, а закон – немое правительство.

Право же, какую можно высказать еще нелепость, которая бы уже не была высказана кем-нибудь из философов!

Привычкой создается как бы вторая природа.

Простой речи с первого взгляда легче всего подражать, но уже первые опыты покажут, что нет ничего труднее.

Самое постыдное требование: во сколько каждый сам себя ценит, во столько же пусть ценят его и друзья. Разве редко бывает, что человек и духом слаб, и надежд на успех в жизни у него немного, но не следует ведь отсюда, что друг должен относиться к нему так же, как он относится к себе сам; скорее напротив – дело друга напрячь все силы и добиться, чтобы он воспрял душой, пробудить в нем надежду, заставить его думать о себе лучше.

Самое трудное в дружбе – быть вровень с теми, кто ниже тебя.

Смерть не имеет отношения ни к мертвым, ни к живым – одних уж нет, а других она не касается.

Собаки не могут отличить воров от честных людей, но все же дают знать, если кто-нибудь входит в Капитолий ночью. И так как это вызывает подозрение, то они – хотя это только животные, – залаяв по ошибке, своей бдительностью приносят пользу. Но если собаки станут лаять и днем, когда люди придут поклоняться богам, им, мне думается, перебьют лапы за то, что они проявляют бдительность и тогда, когда для подозрений оснований нет. Вполне сходно с этим и положение обвинителей.

Справедливость заключается в том, чтобы воздать каждому свое.

Старую любовь, как клин клином, можно выбить новой любовью.

Стенать мужчине иногда позволительно, хоть и редко; вопить непозволительно даже женщине. Если и случится вскрикнуть мужу сильному и мудрому, то разве лишь затем, чтобы усилить свое напряжение, – так бегуны, состязаясь, кричат что есть сил, так, упражняясь, подают голос атлеты, так кулачные бойцы, ударяя противника, вскрикивают, – это не потому, что им больно или что они струсили, а потому, что при крике все тело напрягается и удар получается сильнее.

Счастье следует просить у бога, мудрость – приобретать самому.

Тем, кто хочет учиться, часто мешает авторитет учителя.

То, что не может произойти, никогда не происходит; то, что может – не чудо. Следовательно, чуда вовсе не бывает.

Только ученые люди да еще греки привыкли рассуждать без подготовки на заданную тему.

Тому, кто однажды перешел границы скромности, надлежит быть вполне бесстыдным до конца.

Требовать в дружбе равенства услуг и чувств – значит подчинить дружбу самому черствому и жалкому расчету: расход должен равняться приходу. Подлинная дружба богаче и щедрее, она не подсчитывает постоянно, не отдано ли больше, чем получено.

Труд как бы создает некую мозолистую преграду против боли.

Удивительно, как это жрецы-прорицатели, взглянув друг на друга, могут еще удерживаться от смеха.

Утешение на основании несчастий других – самое слабое утешение.

Фортуна не только сама слепа, но и ослепляет каждого, кого заключает в объятья.

Хороший вкус – это разборчивость.

Часто возникают несправедливости из некоего крючкотворства и чрезмерно хитростного, но злокозненного истолкования права. Отсюда и возникла известная всем поговорка: «Высшая законность – высшее беззаконие».

Чего сами не знают, тому учат других.

Чего хотят бессмертные боги, во-первых, посылая нам предзнаменования, которые мы без толкователей и понять не можем, и предвещая то, чего мы все равно не можем избежать? Так даже порядочные люди не поступают, не пророчат своим друзьям надвигающееся на них несчастье, которого те никоим образом не смогут избежать. Всякое предсказывание зла только тогда – доброе дело, когда оно сопровождается советом, как это зло отвести. Если считать, что знамения посылаются богами, то почему они были такими темными? Если боги действительно хотели открыть нам будущее, надо было возвестить его вполне ясным образом; если хотели скрыть, то не надо было об этом сообщать даже в туманной форме.

Человек должен научиться подчиняться самому себе и повиноваться своим решениям.

Чем честнее человек, тем менее он подозревает других в бесчестности. Низкая душа предполагает всегда и самые низкие побуждения у самых благородных поступков.

Я доблестью своей освещал путь своим предкам, так что они, если и не были известны ранее, памятью о себе обязаны мне.