Абрам Фет - Заблуждения капитализма или пагубная самонадеянность профессора Хайека

Представление о несправедливости этого земного мира очень рано породило надежду на воздаяние в загробной жизни. Во времена Христа такие представления широко распространились во всей империи, и сами евангелия свидетельствуют, что ими были проникнуты также евреи, хотя ни в греко-римской традиции, ни в Ветхом Завете о загробной жизни, по существу, не было ничего. Загробное вознаграждение праведников и наказание грешников стали к тому времени общим местом всех народных верований, и евангелисты передают эти представления в форме откровения: еврейский бог мстил своим ослушникам в их земной жизни, не зная, по-видимому, ни о какой другой, но Христос угрожает грешникам геенной огненной уже на том свете, и его слушатели боятся этих угроз. Воображение людей порождает ад и рай и не освободится от этих призраков в течение двух тысяч лет. Ад гораздо более реален, не только у Данте, но и во всех богословских разработках доктрины возмездия; рай бледен, и чем дальше от Христа, тем бледнее.

Наряду с загробным воздаянием, люди мечтали о земном. Потребность в материальных благах была слишком насущной, чтобы ее можно было удовлетворить после смерти. Христос проповедует голодным , а голодные не могут долго ждать. И Христос обещает им свое Второе Пришествие очень скоро: в Царство Бога войдут не отдаленные потомки, а праведники, стоящие перед ним. В евангелии от Марка Иисус обещает:

« – Верно вам говорю: есть среди тех, кто стоит здесь, люди, которые не успеют узнать смерти, как увидят, что Царство Бога явилось в полной силе» (гл. 9).

Первые христиане были не столько заняты делами этого мира, сколько ожиданием будущего. Поскольку Второе Пришествие задерживалось, христиане возложили свои надежды на Тысячелетнее Царство – земной вариант царства справедливости, который, по-видимому, немало затруднял богословов, пытавшихся соединить его с загробным. Восточная легенда о тысячелетнем царстве пришла, может быть, из Персии, где она была известна задолго до Христа. По ее христианской версии, описанной в откровении Иоанна, праведники будут жить в этом царстве тысячу лет, а править им будет сам Христос; затем они, по-видимому, проследуют в рай. Тысячелетнее Царство, несомненно, создано народной фантазией; как представляли его ранние христиане, изображает Папий, епископ Иерапольский, живший в конце второго века в Малой Азии. Следующий отрывок из его сочинения сохранил для нас святой Иреней:

«Придут дни, и уродятся виноградники с десятью тысячами лоз в каждом, и на всякой лозе будет десять тысяч побегов, на каждом побеге – десять тысяч усиков, на всех них – по десять тысяч гроздей, по десять тысяч виноградин каждая, и каждая даст двадцать пять мер вина.

И когда кто-либо из святых сорвет гроздь, другая закричит: “Я лучше ее, сорви меня и возблагодари мною Господа”.

Точно так же каждое зерно родит десять тысяч колосьев, всякий колос – десять тысяч зерен, а все зерна дадут по пять двойных фунтов муки. И прочие фрукты, семена, травы будут множиться в соответствии с их пользой.

И все животные, которые кормятся исключительно пищей от плодов земли, будут жить в мире и согласии между собой и будут целиком послушны и покорны человекам».

Таково свидетельство Папия, ученика Иоанна, сотоварища Поликарпа, древнего мужа, в четвертой из его пяти книг. И он добавляет к сказанному: Все это кажется вполне правдоподобным тому, кто верует». А поскольку Иуда – предатель и не верил и спрашивал, как это подобное плодородие возможно на деле, Господь отвечал: “Увидят это те, кто войдут в Царство”». (Иреней, Против ересей).

Таковы источники социализма, хорошо известные всем историкам и давшие начало всем бесчисленным ересям, вплоть до последней ереси христианства – марксизма. Один из друзей молодого Маркса, поэт Генрих Гейне, безошибочно изображает идеал социализма, рождавшийся у него на глазах, и трудно не узнать в нем то же Тысячелетнее Царство:

«О друзья, я спою вам новую, лучшую песню! Мы хотим устроить Царство Небесное уже здесь, на земле. Мы хотим быть счастливы на земле и не хотим больше терпеть нужду; пусть ленивое брюхо не поглощает то, что производят прилежные руки. Повсюду растет довольно хлеба для всех детей человеческих. Есть розы и мирты, красота и радость, и вдоволь сладкого горошка. Да, сладкого горошка для всех, как только созреют стручки! А небо мы оставим ангелам и воробьям».

И дальше, по свойственной ему непочтительности к авторитету, поэт прибавляет:

«А если после смерти у нас вырастут крылья, то мы посетим вас там, наверху, и отведаем с вами блаженнейших тортов и пирожных. Новая песня, лучшая песня! Она звучит музыкой флейт и скрипок! Позади “Господи, помилуй”, и молчит погребальный звон. Юная Европа обручена с прекрасным гением свободы. Они обнялись и вкушают свой первый поцелуй. И если нет у них поповского благословения, брак их будет не менее законным – да здравствуют жених, невеста и их будущие дети!»

«Германия, зимняя сказка» написана в 1844 году, на самой заре социализма; слово «социалист» впервые появилось в печати в 1827 году, а слово «социализм» – в 1843, ровно за год. Перед нами свидетельство о рождении, выданное очевидцем.

Но вернемся к рождению христианства. Евангелия и сочинения ранних христиан представляли собой фольклор, записанный малообразованными людьми – это было духовное движение, шедшее снизу, из угнетенных, отчаявшихся масс. Но навстречу ему шло, против собственной воли и повинуясь внутренней логике своего мышления, движение сверху , из самых просвещенных общественных групп.

Политеизм, мало дававший уму и сердцу простых людей, изжил себя и в психической жизни образованных – и случилось это очень давно. Уже изображенный Платоном Сократ говорил о Боге в единственном числе и твердо верил в загробную жизнь; он ссылался при этом на верования элевсинских мистерий, как на нечто само собой разумеющееся – в Афинах за четыреста лет до Христа [27] Это утверждение нуждается в уточнении. Сократ у Платона часто упоминает о некоем боге, чьим повелениям он повинуется, но наряду с этим богом (которому не дает никакого имени) много раз упоминает богов греческого пантеона, в существовании которых не сомневается, так что говорить о монотеизме Сократа (или Платона) нет оснований. Что касается загробной жизни, то в пересказанном (или сочиненном) Платоном последнем слове Сократа на судебном процессе (см. платоновскую «Апологию Сократа») он выражает сомнение в ее существовании, но в диалоге «Федон», представляющем собой пересказ предсмертной беседы Сократа с учениками (при которой Платон не присутствовал) никаких следов такого сомнения нет. (А.Г.) . Такие же понятия были у стоиков, разделявших также многие этические принципы христиан: признания основного равноправия всех людей, обязанностей по отношению к «ближним» и внутреннего морального чувства, оправдывающего или осуждающего человеческие поступки. Стоическая философия господствовала в греко-римском мире еще до первого века и, во всяком случае, сохранила преобладание до конца второго. Почти все образованные люди того времени были стоики, и государственные деятели в том числе. Эпиктет был рабом, но Сенека был вельможей, а Марк Аврелий – редкий случай в истории – был император-философ. Ни один из них не был христианином. Император Марк не видел в христианах родственных ему мыслителей и позволял их преследовать, когда их обвиняли в нарушении законов, а Плиний младший, тоже стоик, еще раньше сомневался, что делать с этим новым суеверием. Вряд ли стоики подозревали, как близко они подошли к христианству, но христиане впоследствии прямо считали Сенеку «своим» – хотя он и не знал Христа. Своя своих не познаша, как говорится на церковном языке.