Абрам Фет - Заблуждения капитализма или пагубная самонадеянность профессора Хайека

Политические системы, сложившиеся в России и в Китае, никоим образом не служили «социальной справедливости», ни в каком смысле этого выражения: они довели до предела все несправедливости феодального строя, который в этих странах не успел разложиться и оделся в новый идеологический костюм. Сталин в минуты откровенности сравнивал свое положение с властью царя, а Мао писал стихи о «благородных» императорах, основателях династий, к которым он себя причислял. Обличать «социализм» на материале таких систем – это вовсе не логическая ошибка, а намеренный прием политической демагогии. Мы будем держаться обычного представления, связывающего социализм с «социальной справедливостью», как ее понимали – и понимают сейчас – бедные и угнетенные всех стран.

Условившись в этом предварительном понимании обоих выражений «капитализм» и «социализм», мы применим сначала эти понятия к античному миру и европейскому средневековью. Разумеется, нас не беспокоят при этом марксистские (или какие-нибудь другие) догмы, искусственно ограничивающие использование терминов или навязывающие деление истории на «формации»

В некоторых центрах античной цивилизации – в торговых городах Греции и Римской империи – мы находим уже значительное развитие рынка, но еще в крайне ограничивающих условиях, непохожих на нынешний «расширенный порядок». В античной цивилизации еще не выработалась – и не могла выработаться – юридическая система, применяющая установленные нормы безличным образом, независимо от тех, кто их применяет, и тех, к кому их применяют; «закон» слишком зависел от обстоятельств, особенно от политической ситуации и от правящих лиц. «Международное право» находилось лишь в зачаточном состоянии, что затрудняло обмен, а подавляющая власть Рима не способствовала соблюдению «беспристрастных правил игры». Как мы видели, в больших городах Греции и Римской империи было уже достаточно «капитализма», чтобы породить наемный труд, зависимость бедных от богатых и идущий снизу «социальный протест». В таких центрах античного мира зародился уже «пролетариат». Но он был разделен барьером рабства, создававшим психологическое препятствие для взаимопонимания угнетенных, и племенными барьерами, часто непреодолимыми даже при наличии общепонятного языка. Поэтому древним «пролетариям» [Слово «пролетарий» – латинского происхождения, от proles – потомок, отпрыск, дитя; по юридической системе, введенной Сервием Туллием (578–543 гг. до н. э.) proletarii были неимущие граждане, не способные приобрести оружие и потому освобождавшиеся от военной службы; они считались полезными государству лишь в качестве производителей потомства, отсюда и произошло их название.] никак невозможно было «соединиться» и создать какой-нибудь «интернационал». Время «рабочего движения» еще не пришло, и движение угнетенных, после множества безнадежных восстаний, приняло потустороннюю форму христианского хилиазма. Трудно представить себе, чтобы психология и социальный опыт древнего человека могли привести к другому результату, даже если бы Западная империя выдержала натиск германцев; Восточная империя простояла еще тысячу лет, но это был уже феодализм азиатского типа, мало касающийся предмета, о котором здесь идет речь.

Итак, в античном мире были только зачатки капитализма; а социализм был запечатлен в христианстве. Около 300 г. н. э. указы императора Диоклетиана окончательно закрепостили колонов – крестьян, арендовавших землю у помещиков. Все сословия были сделаны замкнутыми: сын должен был заниматься ремеслом своего отца. Передвижение граждан было строго регламентировано. Набор солдат в армию стал принудительным, с раскладкой числа поставляемых рекрутов по имениям. К этому времени даже должности в городских муниципалитетах были закреплены за определенными людьми привилегированных классов, которые, тем самым, также были лишены личной свободы. Это и было начало феодализма, нередко восхваляемого в наши дни как естественный порядок человеческой жизни. Нашествие германцев лишь завершило переход к феодальному строю. К пятому веку Римская империя лежала в развалинах. Античная цивилизация сменилась «темными веками»: это был чудовищный упадок человеческого духа, длившийся больше тысячи лет. На таком низком уровне установился довольно устойчивый порядок, где каждый знал свое место и не представлял себя в какой-нибудь другой роли. «Капитализм» исчез вместе с рынком. Но «социализм» глубоко укоренился в христианском вероучении и сохранялся в этом виде как часть народной культуры. Из христианства никак нельзя было убрать следы его происхождения. Папа римский именует себя «рабом рабов божьих», богатства церкви называются «достоянием бедных»; раз в год папа омывает ноги нескольких нищих, следуя примеру Христа. Реформация спасает европейский феодализм, но разбивает церковный авторитет. Верующий непосредственно обращается к Библии, переведенной на новые языки и напечатанной для всех. Но в Библии верующий находит неистребимо запечатленный в ней социализм! Не забудьте, что до Реформации чтение Писания было мирянам запрещено, а толкование разрешено лишь докторам богословия. Церковь знала, на какой бочке пороха она сидит.

Протест угнетенных в древности (и в средние века), как мы видим, был безнадежен, потому что они не способны были соединиться и организоваться. В этом вопросе Маркс и Энгельс были весьма проницательны, выдвинув знаменитый лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Они понимали также, что угнетенные – люди физического труда – собственными силами не могут организоваться и тем более поставить себе отчетливые цели. Протест угнетенных, не направляемый развитым мышлением, принимает чисто разрушительный характер, а в политическом и военном смысле обречен на поражение. Понимая это, Маркс и Энгельс считали, что «сознание» должно быть внесено в рабочий класс «извне» – то есть выходцами из образованных классов и, тем самым, ренегатами буржуазии и аристократии. Но и до этой формулировки социалистическое движение уже складывалось из двух течений, шедших навстречу друг другу: «снизу» шел протест отчаявшихся рабочих, а «сверху» шла идеология интеллигентов, уверовавших в прогресс и стремившихся придать ему социальную направленность. Вся идеология социализма была делом таких «перебежчиков» из высших общественных слоев.

Ничего подобного не было ни в древности, ни в средние века. В античном мире было высокоразвитое мышление, но в «гуманитарной» области оно было поразительно ограничено: трудно представить себе лучшее доказательство тезиса Маркса – «бытие определяет сознание». Конечно, многие греческие мыслители (и во всем следовавшие за ними римские) сознавали принципиальное единство человеческого рода. Цезарь, взятый в плен пиратами, был выкуплен, но мог бы и остаться в рабстве; был продан в рабство и сам Платон, когда впал в немилость у сиракузского тирана Дионисия II. Ироническое начало «Государства», где Сократ рассказывает сказку о людях, сделанных из разного металла, достаточно доказывает, что Платон считал социальные группы попросту делом случая, но хотел поддержать сложившийся порядок хитростью и силой. Аристотель, усердный компилятор, не наделенный юмором и чуждый циничной откровенности своего учителя, передает нам два главных мотива, которыми оправдывалось в то время рабство (и, несомненно, униженное положение всех людей физического труда). Первый мотив – прагматический – состоял в том, что тяжелая изнурительная физическая работа, необходимая для существования государства, не могла быть возложена на его полноправных граждан, делом которых были защита государства и решение политических вопросов. Иначе говоря, свободные граждане желали сохранить для себя только занятия, считавшиеся почетными, и оградить себя от «низких» занятий. Нетрудно понять, что деление людей общества на людей физического труда и людей, презиравших физический труд (деление, еще чуждое архаической крестьянской Греции), возникло вследствие распространения рабства: презрение к рабу перешло на всех, кто занимался «рабским» трудом. Все образованные люди были из класса господ, никогда не трудившихся руками. Это жесткое деление сохранилось и в средние века. Второй мотив, приводимый Аристотелем – это общепринятая в то время фикция, считавшая рабов хотя и людьми, но низшего морального и интеллектуального достоинства, предназначенных самой природой служить другим.