Авторов Коллектив - Философия Науки. Хрестоматия

Иными словами, культурное значение языковой формы лежит скорее в подоснове, чем на поверхности определенных культурных стереотипов. Как свидетельствуют факты, очень редко удается установить, каким образом та или иная культурная черта оказала влияние на базовую структуру языка. До известной степени такое отсутствие соответствия может быть обусловлено тем обстоятельством, что языковые изменения протекают иными темпами, чем большинство культурных изменений, происходящих обычно с большей скоростью. Если не говорить об отступлении перед другими языками, занимающими его место, языковое образование, главным образом благодаря своему бессознательному характеру, сохраняет независимое положение и не позволяет своим основным формальным категориям поддаваться серьезным влияниям со стороны меняющихся культурных потребностей. Если бы формы культуры и языка даже и находились в полном соответствии друг с другом, природа процессов, содействующих языковым и культурным изменениям, быстро нарушила бы это соответствие. Это фактически и имеет место. Логически необъяснимо, почему мужской, женский и средний роды в немецком и русском языках сохраняют свое существование в современном мире, но всякая намеренная попытка уничтожить эти необязательные роды была бы бесплодной, так как обычный носитель языка фактически и не ощущает здесь каких-либо несуразностей, усматриваемых логиками. (С. 242-243)

Л. Витгенштейн (Wittgenstein) — один из самых оригинальных философов XX века, идеи которого во многом определили становление и развитие всей аналитической философии (начиная с логического позитивизма), оказали влияние на философию и культуру двадцатого столетия в целом. Биография Витгенштейна довольно необычна и во многом отражает его попытки следовать в жизни своим философским и нравственным убеждениям. Родился в Вене, получил высшее техническое образование в Берлине и Манчестере, с 1912 года изучал философию в Кембриджском университете у Рассела, там же преподавал философию с 1929 по 1947 год, со многими перерывами на деятельность в качестве сельского учителя, садовника, архитектора и т.п. В его творчестве принято выделять два периода. Основные идеи первого, в значительной степени ориентированные на использование и разработку аппарата символической логики (Г. Фреге, Б. Рассела), представлены в «Логико-философском трактате» (1921), второго — идеи, обращенные к анализу повседневного языка, — в «Философских исследованиях» (1953). Несмотря на пересмотр Витгенштейном своих ранних взглядов, можно говорить о единстве проблематики его исследований: для его творчества характерен интерес к языку, к проблеме его выразительных возможностей, что позволяет считать Витгенштейна крупнейшим представителем философии языка. Благодаря ему появились такие понятия, как «логическое пространство», «языковая игра», «семейное сходство», идея значения как употребления; он фактически заложил основы теории речевых актов. Его трактовка философии как критики, философской деятельности как «терапевтической» деятельности по прояснению мыслей имеет не только теоретический, но и глубоко нравственный смысл. Основные сочинения, переведенные на русский язык: Дневники. 1914-1916 (сокращ. перевод). «Голубая книга» и «Коричневая книга»// Современная аналитическая философия. Выл. 3. М., 1991; Логико-философский трактат (пер. И. Добронравова и Д. Лахути). М, 1958; Логико-философский трактат (пер. М.С. Козловой, Ю.А. Асеева), Философские исследования, О достоверности, Культура и ценность //Философские работы. Ч. 1. М., 1994; Замечания по основаниям математики //Философские работы. Ч. 2. М., 1994; Лекция об этике. Заметки о «Золотой ветви» Дж. Фрезера//Историко-философский ежегодник. М., 1989.

П.Н. Грифцова

Фрагменты приводятся из следующих работ:

1. Витгенштейн Л. Философские исследования // Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. I. М., 1994.

2. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 1958.

Публикуемые здесь мысли — конденсат философских исследований, занимавших меня последние шестнадцать лет. Они касаются многих вопросов: понятия «значение», понимания, предложения, логики, оснований математики, состояний сознания и многого другого. Я записал все эти мысли в форме заметок, коротких абзацев. Иногда они образуют относительно длинные цепи рассуждений об одном и том же предмете, иногда же их содержание быстро меняется, перескакивая от одной области к другой. Я с самого начала намеревался объединить все эти мысли в одной книге, форма которой в разное время представлялась мне разной. Но мне казалось существенным, чтобы мысли в ней переходили от одного предмета к другому в естественной и непрерывной последовательности.

После нескольких неудачных попыток увязать мои результаты в такую целостность я понял, что это мне никогда не удастся. Что лучшее из того, что я мог бы написать, все равно осталось бы лишь философскими заметками. Что, как только я пытался принудить мои мысли идти в одном направлении вопреки их естественной склонности, они вскоре оскудевали. И это было, безусловно, связано с природой самого исследования. Именно оно принуждает нас странствовать по обширному полю мысли, пересекая его вдоль и поперек в самых различных направлениях. Философские заметки в этой книге — это как бы множество пейзажных набросков, созданных в ходе этих долгих и запутанных странствий (1, с. 77).

Своим сочинением я не стремился избавить других от усилий мысли. Мне хотелось иного: побудить кого-нибудь, если это возможно, к самостоятельному мышлению (1, с. 79).

7. В практике употребления языка (2) один выкрикивает слова, другой действует в соответствии с ними; при обучении же языку происходит следующее: обучаемый называет предметы; то есть, когда учитель указывает ему камень, он произносит слово. А вот и еще более простое упражнение: учащийся произносит слою вслед за учителем. Оба процесса похожи на язык. К тому же весь процесс употребления слов в языке (2) можно представить и в качестве одной из тех игр, с помощью которых дети овладевают родным языком. Я буду называть эти игры «языковыми играмиу иговорить иногда о некоем примитивном языке как о языковой игре.

Процессы наименования камней и повторения слов за кем-то также можно назвать языковыми играми. Вспомни о многократных употреблениях слов в приговорах к играм-хороводам.

«Языковой игрой» я буду называть также единое целое: язык и действия, с которыми он переплетен (1, с. 83).

13. Когда мы говорим: «Каждое слою в языке что-то означает», то этим еще совсем ничего не сказано, до тех пор, пока мы точно не разъясним, какое различие при этом хотим установить. <...>