Харальд Шуманн - Западня глобализации

Смена декораций. Другой аэропорт, схожая судьба, но совершенно другая реакция. Стоит душный июльский день 1996 года, и Лутц Бюхнер, заместитель управляющего полетами «Lufthansa» во Франкфурте, пытается успокоить разъяренного, часто путешествующего самолетом человека, который прибыл к выходу Б-31 за двенадцать минут до взлета и не был допущен на борт, так как несколько недель тому назад минимальное время между окончанием регистрации и вылетом было увеличено с 10 до 15 минут. Бюхнер спокойно объясняет новые правила и проявляет понимание проблем торопливого пассажира: «Чувствуется нарастающее давление со всех сторон. Даже люди, от которых вы никогда не ожидали такой /218/ реакции, выходят из себя по пустякам» [3]. Тем не менее Бюхнер убежденно заявляет: «Приходя каждое утро на работу, я чувствую радость. Я на стороне этой компании». Несколько дней назад, однако, он стоял вместе с 1000 своих коллег у входа в аэропорт, потому что хорошие экономические результаты не помешали Lufthansa объявить об увольнении по сокращению штатов еще 86 сотрудников.

У тридцатипятилетнего Бюхнера, как и у измотанного компьютерного эксперта Петера Тишлера, нет детей, «потому что безработица скоро доберется и до меня». Само собой, он с пониманием отнесется к «личной экономии и сокращению зарплаты, если это обезопасит наши рабочие места», но направленная вниз спираль глобализации все же не останется без ответа: «Назревает бунт, вне всякого сомнения». Бюхнер, однако, «безусловный пацифист»: «Конечно, в стороне я не останусь, но быть застреленным на демонстрации не хочу. Я загодя переберусь со своей подружкой-гречанкой на какой-нибудь маленький островок в Эгейском море».

Современный радикал Петер Тишлер и смятенный, но миролюбивый Лутц Бюхнер — два благополучных, непритязательных гражданина, представляющие собой прототипы будущего развития Германии и, возможно, остальной Европы. Не проглядывают ли в этих двух характерах контуры повседневной политики на рубеже тысячелетий? Сражайся или смывайся: не это ли становится решающим выбором? Даже если повторение истории не неизбежно, многое говорит о приближении конфликтов, вроде тех, что сотрясали европейский континент в 1920-е годы.

Социальное связующее, удерживающее общества от распада, стало хрупким и начало крошиться. Надвигающееся политическое землетрясение является угрозой всем современным демократиям. Этот процесс наиболее очевиден, хотя и на удивление мало изучен, в Соединенных Штатах Америки.

Вашингтонский бизнес-консультант Гленн Даунинг, который с полной убежденностью в своей правоте выдал эти сентенции одному своему гостю с континента-самоубийцы, консервативен с детства и в настоящее время предпочитает вкладывать деньги в сибирскую сырую нефть [4]. Его дочь Эллисон, выпускница юридической школы, состоит в штате честолюбивых помощников одного конгрессмена-республиканца. Накануне вечером, в последнюю субботу сентября 1995 года, у нее было шикарное венчание, и папа Даунинг полон оптимизма:

«Наконец хоть что-то происходит». Он с радостью упоминает о предвещаемой Ньютом Гингричем радикально настроенным лидером республиканского большинства в палате представителей, новой «американской революции» — главной надежде американских правых со времен Рональда Рейгана.

Пора, глаголет Даунинг, кончать с болтовней о падающих заработках. Во всем виноваты демократы, потому что статистика попросту фальсифицируется, а расчет инфляции ведется неправильно». Те, кто говорит об «упадке или даже крахе американского среднего класса», просто выставляют себя дураками, как и те, кто полагает, что оба члена белой супружеской пары среднего класса должны упорно трудиться, чтобы приблизиться к тому уровню жизни, который езде в 70-х вызывал зависть во всем мире и воспринимался как нечто само собой разумеющееся. В те дни у мужчин была надежная, хорошо оплачиваемая работа, а их жены, как соломенные вдовы, оставались в своих пригородных домах, независимо от того, были у них дети или нет. Если они и работали, то, как правило, от скуки, а не от нужды.

Даунинги уже много лет живут в Рестоне, штат Виргиния, среди лесов процветающего округа Ферфакс, недалеко от аэропорта имени Даллеса и штаб-квартиры ЦРУ. «Вы только посмотрите вокруг», — самодовольно говорит глава семейства, стоя на новой террасе, которую он аккурат к семейному торжеству собственноручно выложил новым разноцветным кирпичом в виде карты мира; красно-коричневые континенты и ярко-красные океаны образуют абсолютно плоскую и гладкую поверхность.

Менее чем через год после свадьбы Эллисон, летом 1996-го, стало ясно, насколько этот корпоративный консультант и инвестор оторвался от реальности. Идеального мира белого среднего класса больше не существует. Разумеется, тридцатилетняя /220/ дочь Дайнинга окружает своего почти шестидесятилетнего отца любовью и заботой. «Люди его поколения уже не способны адекватно воспринимать изменения в обществе, — объясняет она в присутствии своего мужа Джастона Фокса, выросшего в комфортабельном калифорнийском пригороде вблизи Беркли [5]. Мы никак не можем позволить себе образ жизни наших родителей: дом, наподобие того, который папа купил незадолго до моего рождения, сегодня обошелся бы в 400 000 долларов, что нам просто не по карману».

И не важно, что карьера Джастина успешно развивается: он стал «писателем-репортером» процветающего журнала деловых кругов «Форчун», и теперь молодожены живут в Ман-хэттене. Эллисон бросила работу в столице и зарабатывает всего 1100 долларов в месяц как агент по проведению выборов кандидата от республиканцев в законодательное собрание штата Нью-Йорк. Джастин же за две недели зарабатывает за вычетами из жалованья не более 1157 долларов. Одна только плата за их уютную, но маленькую квартиру на 39-й улице составляет 1425 долларов в месяц, что равняется почти половине их совместного дохода, а ведь еще есть электричество и телефон. Годовой оклад Джастина 45 000 долларов. «Этого совершенно недостаточно, — говорит Эллисон, но она вовсе не недовольна. — Взгляните на людей, которые моложе нас и оканчивают колледж, на двадцатидвух- и двадцатитрехлетних. Зачастую они могут рассчитывать самое большее на место официанта в закусочной или рассыльного на мопеде». Муж Эллисон делает по-журналистски лаконичный комментарий; «Средний класс вымирает».

Озабоченные своим будущим, уцелевшие прослойки американского среднего класса 90-х вкладывают свои сбережения в акции и другие ценные бумаги. Даунинг и Фокс инвестируют, помимо прочего, в Coca-Cola и тихо радовались своему счастью во время проведения Олимпийских игр под знаком этого гиганта по производству безалкогольных напитков. За те шестнадцать дней, что длились игры столетия в Атланте, курс акций Coca-Cola поднялся на Уолл-стрит на 4,2 процента [6].