Джон Шелби Спонг - Вечная жизнь: новый взгляд. За пределами религии, мистики и науки

Человеческая религия меняется в ответ на обстоятельства, в которых живут люди. По-моему, это неопровержимо доказывает, что, несмотря на все уверения, будто религия в том или ином месте была явлена божеством, на самом деле религия – творение человека, служащее человеческим потребностям.Это приспособление, предназначенное для того, чтобы люди могли сдерживать огонь, воспламененный тревожностью самосознания. Мы уснащаем религию мифами и магией, чтобы было проще делать вид, будто речь идет о некой внешней силе, а не о нас самих. Цель религии – добиться божественной защиты, заслужить благосклонность божества и получить божественные гарантии, и все это ради облегчения пути человечества в мире, где оно наделено самосознанием.

Если религия – творение человеческое, а не божье, значит, необходимо признать, что и она тоже может умереть. Все человеческие творения, все людские институты умирают. Если основное назначение религии – держать в рамках тревожность, порожденную самосознанием, тогда перед нами встает вопрос: что произойдет с этой изнурительной тревожностью, когда религия умрет? Куда тревожность денется тогда? Как отразится эта ничем не обузданная тревожность на человеческой жизни? По-моему, мы превратно понимаем религию, давая ей определение деятельности, связанной с поисками истины. Истина не стоит у религии на повестке дня – в отличие от чувства защищенности. Одного этого озарения достаточно, чтобы разобраться во многих абсурдных с рациональной точки зрения притязаниях религии и религиозных людей. К таким требованиям я в первую очередь отнесу непогрешимость папы римского, которая отстаивается, несмотря на наличие исторических свидетельств обратного и даже несмотря на то, что известен период истории с 1378 по 1417 год, когда существовало два «непогрешимых папы», каждый из которых отлучил от Церкви другого. Эта концепция также подразумевает, что существует некая «истина», которая установлена или может быть установлена навсегда и в отношении которой уже не возникает никаких вопросов.

Еще одно утверждение религии, разобраться в абсурдности которого можно, только если рассмотреть ее сквозь призму чувства защищенности – это притязание на безошибочность Библии. О нем до сих пор заявляют многие, несмотря на то, что теперь нам известно: когда и Матфей, и Лука пользовались текстами Марка при написании своих Евангелий, они меняли, исправляли, редактировали, удаляли и вносили дополнения в тексты Марка, причем делали это нередко. Как можно поступать таким образом с «непогрешимым словом Божиим»? Есть тысячи других примеров несостоятельности библейского буквализма, но в настоящий момент достаточно и этого [29] Рекомендую две моих книги по данному вопросу: Rescuing the Bible from Fundamentalism («Спасение Библии от фундаментализма») и The Sins of Scripture («Грехи Писания»). Подробнее см. библиографию. . Еще в одном характерном и в равной степени иррациональном притязании, которое высказывают давно укоренившиеся религиозные традиции, упоминается то, что Бог продиктовал Тору и что Аллах продиктовал Коран. На Востоке мы сталкиваемся с утверждениями, будто бы божественное начало явило истину Будде, мудрость – Конфуцию и озарение – Дао. В каждой религиозной системе есть группа приверженцев, заявляющих, будто бы лишь они обладают истинным пониманием Бога, являются единственной истинной Церковью, а их традиция одна знает путь к спасению.

И опять-таки, стоит копнуть лишь немного глубже, чтобы убедиться, насколько бессмысленны эти притязания. К примеру, в 1854 году папа Пий IX провозгласил неоспоримой истиной догмат о непорочном зачатии. Однако то было не столько непогрешимое учение, сколько политическая необходимость. Следует понимать, что этот догмат, согласно которому Дева Мария родилась, будучи незапятнанной первородным грехом, Церковь создала только после того, как ученые обнаружили, что женщина вырабатывает яйцеклетки, которые при оплодотворении формируют половину генетического кода каждого рожденного. Это означало, что женщин больше нельзя рассматривать как несущественные и пассивные вместилища жизни, порождаемой в действительности мужчиной. Теперь женщин следовало считать соавторами, со-творцами жизни. Проблема заключалась в том, что Католическая Церковь верила в запятнанность всех людей первородным грехом Адама, а потому Мария, как дочь Адама, неминуемо запятнала бы Иисуса. Эту проблему устраняло провозглашение ее зачатия непорочным и безгрешным. Теология неизменно приспосабливается к действительности. Неизменной и непорочной она не является.

Эти авторитарные притязания, как и многие другие, подобные им, отнюдь не безобидны. Во имя тех же самых иррациональных притязаний религиозные люди развязывают войны и насаждают свою религию. За эти притязания приверженцы религии становятся мучениками, подвергают гонениям верующих в «лжеучения», сжигают еретиков на кострах… Люди много чего свершали по отношению к другим людям во имя «истинной религии». Но даже самое поверхностное изучение истории религии свидетельствует о том, что несмотря на все утверждения, высказанные о различных религиозных понятиях, сама религия – это непрестанно изменчивая, пребывающая в непрерывном развитии деятельность людей. Фактором перемен никогда не бывает «новое откровение» – только новое положение человека, только появление у него новых знаний или преображение его опыта.То, что однозначно выражало религиозные представления в прошлом, становится неправдоподобным и потому аннулируется. Говоря словами Джеймса Расселла Лоуэлла, «время выявит изъян» [30] The Episcopal Hymnal 1940, № 519. . Кратко, но, надеюсь, точно эту мысль можно без труда подтвердить, просто изучая историю религии [31] Тем, кто предпочел бы более существенный экскурс в историю человеческой религии, рекомендую труды Джона Боукера, Карен Армстронг и Дона Кьюпитта, особенно The Sea of Faith («Mope веры»), все сведения о которых есть в библиографии. .

Наиболее важным и, вероятно, ключевым на заре религии было слово «дух». По сей день оно является основополагающим для религиозной мысли. Ему присуща удобная размытость, необходимая бесформенность и неопределенность. В таком виде оно исправно служило людям, только что шагнувшим от первичного сознания к самосознанию и испытавших страх одиночества, отделенности, бессмысленности, бесцельности и смерти. Эти люди искали силу за пределами собственной силы – хоть кого-нибудь или что-нибудь, чему они могли бы приписать причины, по которым некие события развиваются так, а не иначе. Объяснения искали в плане или цели, а они, разумеется, требовали наличия целеустремленного автора плана. Людям требовалась «сущность», способная не только объяснить, почему дело обстоит так, как обстоит, но и управлять стихиями, перед которыми сами люди чувствовали себя беспомощными, а эта сила могла бы спасти их из беды. Такие представления о Боге со временем породили религиозный штамп: «В окопах атеистов нет».