Джон Шелби Спонг - Вечная жизнь: новый взгляд. За пределами религии, мистики и науки

Очарованный этими новыми знаниями, я также не переставал глубоко изучать Библию. На разных этапах жизни я читал ее совершенно по-разному – как фундаменталист, как богослов, как верующий и как критик, а также как скептик.Прочитал множество комментариев к ней, написанных современниками. Библия для меня была тем же, чем был образ Бога в поэме Фрэнсиса Томпсона «Гончая небес» [91] Оригинал поэмы Френсиса Томпсона The Hound of Heaven («Гончая небес») опубликован в сборнике The Complete Poetical Works of Francis Thompson, p. 88. Подробнее см. библиографию. . Она не отпускала меня. Я вступил в свой собственный век Просвещения, и для меня, как и для всего людского рода, вера неуклонно усложнялась.

Тем временем моя карьера священника шла как по маслу. Она открывала передо мной новые двери и налагала новые обязанности, благодаря которым я развивался. Наибольшее удовольствие мне доставляла предложенная ей возможность учиться и стремиться к истине, «где бы то ни было, во что бы то ни стало», как гласит девиз моей школы богословия [92] Таков был девиз Виргинской богословской семинарии в Александрии, штат Виргиния, он стал моей профессиональной мантрой. .

Будучи священником, я имел возможность общаться со студентами, магистрантами и преподавателями из Дюкского университета, из женского колледжа Рэндолфа-Макона и из Виргинского медколледжа. Строить карьеру священника я начал в первую очередь по образцу учительской, а своих прихожан воспринимал как учеников. Выйдя из-под надежной защиты религии, я направлялся в те места, которые даже мне казались опасными. В двух моих приходах, в Линчберге и Ричмонде (оба в штате Виргиния), я сам настоял на том, чтобы преподавать взрослым Библию – по часу утром в воскресенье, перед главными церковными службами. На уроках я следовал университетской программе – исследовал источники, искал противоречия, пытался проникнуть под буквальный смысл слов. Их явно было не назвать тихой гаванью для традиционных верующих. Однако меня поразило, какую популярность могла обрести Библия у мужчин и женщин современного мира. За четырнадцать лет, преподавая по девять-десять месяцев в году, я овладел искусством, отточил навыки и упрочил репутацию библеиста. Именно это критическое изучение Библии и взаимодействия библейской истины с истинами из множества других сфер подтолкнуло меня, как знания подталкивают людей в целом, выйти за пределы и религии, и Церкви. Я гадал, насколько далеко Церковь сумеет продвинуться в этом направлении, прежде чем ей придется сделать решающий выбор относительно будущего. Вместе с тем я знал, что буду следовать этим путем, куда бы он меня ни завел.

Отовсюду меня приглашали читать лекции: сперва благодаря тому, что я руководил летней конференцией в Кануге, местечке в горах на западе Северной Каролины, позднее – благодаря моим книгам. Постепенно я выявил свою аудиторию и подошел к ней более целенаправленно и интенсивно. В будущем мне предстояло окрестить представителей этой аудитории «верующими в изгнании». Сейчас я уже убежден, что и сам я принадлежу к ним. Почти все мы, священники, в сущности, проповедуем самим себе.

Когда меня избрали епископом Ньюарка, штат Нью-Джерси, я недвусмысленно заявил о своих намерениях быть «преподающим епископом». Это никого не напугало – вероятно, потому что мои коллеги считали, что преподавание для епископа означает разъяснение Библии, церковных учений и обрядов. Однако я собирался занять позицию между традиционной религией и представителями науки, усилившими стремление к секуляризации, и склонить обе группы к диалогу. На посту епископа я ежегодно проводил публичные лекции в Ньюаркском епископате, в рамках так называемого цикла «Новые направления». Ежегодно я читал одну из этих лекций сам, а еще на две или три приглашал других лекторов. Как правило, ими были богословы с мировым именем – Ханс Кюнг, Джон Полкингхорн, Мортимер Адлер, Кит Уорд, Розмари Рэдфорд Рутер, Роджер Шинн… Были библеисты – Рэймонд Браун, Роберт Фанк, Джеймс Форбс, Элейн Пейджел; были ученые – Артур Пикок, Пол Дэвис, Тимоти Феррис. Я собирал в пределах епископата ученых, имеющих хотя бы косвенное отношение к Церкви, и инициировал публичные и приватные диалоги с ними по широкому ряду вопросов. Я помогал устраивать ежегодные лекции, посвященные памяти Джона Элбриджа Хайнса, великого лидера моей конфессии в XX веке: он уделял особое внимание взаимодействию науки и теологии. Я продолжал занятия и на родине – в Нью-Йоркской объединенной теологической семинарии, в Йеле и в Гарварде; и в Соединенном Королевстве – в Оксфорде, Кембридже и Эдинбурге. Я вошел в группу «Семинар Иисуса» и исследовал Библию вместе с двумя-тремя сотнями коллег. Я писал новые книги и читал лекции по всей стране, а со временем – и в мире.

Я пристрастился к аудиокнигам – это было еще до айподов. Пока я ездил по епархии, я постоянно слушал на кассетном плейере какую-нибудь книгу. Так мне удавалось прочитывать около восьмидесяти книг в год – все двадцать четыре года пребывания на посту епископа. Среди этих книг почти не было беллетристики: она меня не привлекала. Я предпочитал биографии, книги по истории, а еще по естественным и политическим наукам, экономике и психологии.

После ухода на покой мое образование продолжилось примечательным образом. Меня приглашали в Гарвард; в Аспирантский богословский союз в Беркли, Калифорния; в Тихоокеанский университет в Стоктоне, Калифорния; в Университет Дрю в Мэдисоне, Нью-Джерси. Я обнаружил, что каждый день могу по часу упражняться на беговой дорожке и одновременно учиться – слушать аудиокнигу или даже смотреть какой-нибудь университетский курс на DVD. Так я учился у преподавателей лучших американских университетов. Вся эта интеллектуальная деятельность предназначалась для ускорения внутреннего диалога между верой, которую я представлял, и обилием моих знаний: многие из них ставили под сомнение предпосылки веры, которую я исповедовал. Я уже чувствовал напряжение между чувством защищенности и истиной.

Порой, к растерянности моих более традиционных братьев и сестер в христианской вере, становилось очевидно, что я все больше и больше отдаляюсь от церковной жизни. Для меня должно иметь смысл то, во что я верю, по моим собственным заявлениям. Религия, сосредоточенная в гетто, меня не интересовала. Мне хотелось мирской религии, столкновения веры и знания.Написать эту книгу я решил, чтобы намеренно свести вместе знания и веру. Я пожелал выяснить, верю ли я до сих пор в жизнь после смерти. Для меня ни один другой вопрос не ставил проблему веры так же остро, как этот. Еще никогда мне не доводилось предпринимать столь сложные исследования и бросаться в такую отчаянную писательскую авантюру. Однако я решил не сдаваться, пока не подвергну основной религиозный вопрос о жизни после смерти атаке современных знаний и не посмотрю, устоит ли он как догмат, в который может искренне верить человек XXI века, в том числе и я сам.