Йозеф Барон - Христианство. Католичество. Реформация

Ограничусь здесь кратким обзором истории лютеранства в России. Более детально о ней можно ознакомиться в других монографиях, изданных уже в условиях нашей современности и посвященных, в основном, историческому аспекту.

В первую очередь, хочется отметить книгу Е. Князевой и Г. Соловьевой: «Лютеранские церкви и приходы в России XVIII–XX вв.», СПб., 2001 г. Без всякого сомнения, настоящий труд необходим и полезен; с ним полезно познакомиться каждому, интересующемуся судьбой лютеранства.

Как пример можно привести и книгу О. В. Курило под названием «Лютеране в России. XVI–XX вв.», изданную в 2002 г. Она рассматривает общие исторические, этнологические и статистические стороны нашего исповедания. Как говорится в аннотации, «издание – первое в отечественной историографии исследование, посвященное лютеранам в России». В то же время оно имеет не богословско-философский, систематический, а общий исторический и статистический характер.

Подобное можно сказать и о книге О. А. Лиценбергер, в основу которой лежат исследования историков предыдущих поколений, а также некоторые архивные материалы (изд. в 2003 г.). Впрочем, описание возрождения лютеранства в России 90-х гг. XX в. не всегда соответствует фактам.

Создается впечатление, что автор этой книги, будучи историком, просто повторяет мнение представителей церквей Запада. А ведь речь идет об отношениях между христианами, верующими в Одного и Того же Бога, а не о неких политических «партиях», коммерческих «фирмах», о конкурентах, которые в своих целях допускают дезинформацию [24] Так, на с. 439 книги О. Лиценбергер сказано, что руководитель Единой Евангелическо-лютеранской церкви России, после трехнедельных курсов обучения [?!] основал свою «собственную» церковь. Но позже эта, же церковь, мол, «вернулась» в состав бывшей Немецкой церкви в СССР… Здесь историк Ольга Лиценбергер невольно повторяет домыслы западных миссионеров. И такой повтор интерпретации событий относительно недавнего прошлого ни в коем случае не допускает того, что необходимо для образования любой церкви: созыв и решение Синода, избрание и рукоположение Епископа, а также апостольская сукцессия. Но это все в 1991 г. и имело место при создании ЕЕЛЦ России. Ясно и то, что Единая церковь была создана не по принципу одной немецкой национальности, но одного и того же исповедания. .

(7) Самое обидное – это то, что под влиянием западного феминизма большая часть лютеранства в России стала нетрадиционной, а церкви – не канонические.

Для преодоления сложившейся ситуации – как это тогда казалось – в 2007 г. было зарегистрировано новое религиозное объединение: «Евангелическо-лютеранская церковь Аугсбургского исповедания» (ЦАИ). Одним из основателей новой организации стал директор «Служения лютеранского часа», пастор прихода св. Михаила Архангела в Москве, Константин Андреев, а президентом – бывший сотрудник уполномоченного по делам Религии при Совете Министров СССР Владимир Пудов. В обращении актива этой церкви подчеркивалось:

«в средствах массовой информации часто писали и пишут, что в сталинские времена все церкви в Советском Союзе пострадали в одинаковой степени, но это не так. Мы не знаем на территории современной России, ни одной другой церкви, которая бы пострадала до такой степени как лютеранская. Были закрыты все общины, репрессированы все пасторы. Лютеранская церковь в России была уничтожена полностью. Но и после смерти Сталина положение… было много хуже, чем у других церквей»… [25] Из электронной версии от 2007 г.

Хотелось бы добавить: насильственное введение практик крайнего феминизма пост-христианского Запада уже в начале 90-х нанесло еще одну глубокую рану в самосознание того же лютеранства в условиях России.

Образование на территории РФ новой церкви, часть проповедников которой были выходцами из финской и немецкой церквей, заслуживало внимания. Создавалось впечатление, что в условиях экспансии западного постмодернизма она – после Единой ЕЛЦ России – в определенном отношении призвана продолжать инициативы начала 90-х. А именно: движение за наЭэтническое лютеранство и церковное общение, начатое еще в 1990 г. в «Единой церкви», должны были продолжаться.

Из-за этого церковь Аугсбургского исповедания, созданная как структура к 2007–2008 гг., была также реакцией на сугубо национальный характер немецкой и финской церквей на территории РФ.

Но, с другой стороны, актив той же церкви Аугсбургского исповедания не счел необходимым пригласить старших по сану на одобрение своих решений, а в 2011—12 гг. избранные в епископы лица при той же ИДИ, – вручая сами себе (!) жезл и митру, атрибуты духовного достоинства, – даже не просили благословения на свое выдвижение у епископа, старшего по служению и образованию.

Именно такой «стиль» поведения актива ИДИ, к глубокому сожалению, показал не что иное, как влияние человеческого фактора того лица, по инициативе которого (как бывшего сотрудника уполномоченного «по делам Религии» в СССР) и была зарегистрирована структура ИДИ.

Разумеется, такое поведение можно было оценить и как самовыражение тех лиц, которые после краха советского атеизма, вдруг именно в лютеранстве и нашли свою реализацию. Полагая, что лютеранство и должно быть самой «легкой» конфессией среди других; при этом и той «конфессией», где можно себя эффективно показать в общественном плане, смешивая духовность с политикой.

Возможно, корни такого поведения (и не только в вышеуказанной структуре) кроются в дефиците общего воспитания, а не только в искании связей и материальных благ от Запада.

Но корни такого поведения – ив отсутствии духовной связи между желанием «сесть по правую… сторону во славе» [26] Мк. 10:37 пар. и тем, что сказано, например, в Рим. 12:166; Флп. 2:3 или 1 Кор. 4:2 [27] Ср. Пс. 137:6! .

(8) Большинство российских лютеран является потомками своих отцов и прадедов той же евангельской веры. Они, как и их предки, уважают православие; – не только как исконное Христианство на Руси, но и как старшую сестру по вере. Но они, граждане России, ожидают от нее более конкретной апостольской солидарности – для сохранения своего исторического уклада, защиты от западного супермодернизма.

Разумеется, более объективная характеристика нашего положения возможна лишь при контекстуальном соблюдении всех основных аспектов бытия. В то же время, при общем кризисе Христианства, лютеранство на Западе, и конкретно на родине Лютера, надо было бы рассматривать уже как некое «явление прошлого». Однако его влияние до сих пор ощутимо во многих сферах жизни современного общества; история и актуальность не всегда просто отделимы друг от друга. Прошлое переплетается с настоящим, как и сама история Реформации, в свое время ставшая частью обновления того же западного Христианства.