Константин Яцкевич - Ландерфаг

* Синдром Перегрина – явление спонтанной регрессии рака без проведения какого-либо противоопухолевого лечения. Регрессия может быть полной – самоизлечение онкобольного как и от первичного очага болезни, так и от возможных метастазов, то есть наступление полной ремиссии. Так же наблюдаются случаи частичной регрессии рака – частичное или полное «рассасывание» первичной опухоли, или же метастазов.

Католический священник, Перегрин Лациози, жил на рубеже XIII–XIV вв. В возрасте около 60 лет он обнаружил у себя на ноге костную опухоль больших размеров, которая требовала ампутации нижней конечности. Вскоре на месте опухоли образовалась кровоточащая рана. Но примитивная хирургия XIII в. не могла ему помочь и сохранить жизнь, поэтому Перегрин стал каждый день просить в молитвах Бога о выздоровлении. Во время одной из молитв он увидел Господа, который прикоснулся к его больной ноге. После этого его рана постепенно затянулась, кровотечение прекратилось, а сама опухоль исчезла.

Священник умер в 1345 г., спустя 20 лет после своего загадочного исцеления, в возрасте 80-ти лет, при этом рецидивов опухоли за последующие годы у него ни разу не возникало.

В 1726 г. Перегрин был канонизирован папой Римским Бенедиктом XIII и стал считаться святым заступником пациентов, больных раком, а случаи спонтанной регрессии рака начали называть его именем; существуют и молитвы к св. Перегрину об исцелении от онкозаболевания.

– Синдром чего? – переспросила Вера Николаевна.

– Не чего, а кого, – с улыбкой ответил Красников. Перегрин, – это один святой у которого произошло спонтанное самоисцеление от рака. С тех пор в онкологии все случаи спонтанного самоисцеления называют синдромом Перегрина и на сегодня зафиксировано уже немало подобных фактов. Самые известные – это случай с Клавдией Устюжаниной, Василием Головко и другими, хотя я всё же в этом сильно сомневаюсь.

– Извините, Вера Николаевна, мне нужно идти, меня ждут люди. Вот ваш старый эпикриз и все остальные документы.

С этими словами Красников протянул Вере папку и произнёс:

– Все документы сохраните. Они вам понадобятся на тот случай, если вдруг потребуется оформление в стационар хосписа, хотя пока об этом думать вам преждевременно. Удаляясь быстрым шагом по коридору Красников добавил на ходу:

– Идите к лечащему врачу она в курсе, что вам дальше делать.

После упоминания о хосписе у Веры внутри всё опустилось и комок сжатых чувств и нервов подступил к горлу. Как хоспис, какой хоспис в 27 лет? Никите Евтухову – сыну Веры в этом году исполнилось 27 лет, он закончил два года назад институт, хотел стать программистом и тут как гром посреди ясного неба шокирующий диагноз – глиома, причём, неоперабельная. Из разговоров с лечащим врачом Вера знала, что бывают разные по степени злокачественности глиомы и у Никиты самая злокачественная форма – мультиформная глиобластома, случаев полного излечения которой в мире официальной онкологией пока не зафиксировано, хотя есть упоминания о единичных случаях излечения данного заболевания, которые не подтверждены.

Слёзы опять навернулись на глаза и в состоянии некой прострации Вера попыталась ещё раз вспомнить и прокрутить в голове последние слова Красникова о тех вариантах, которые оставались у них с Никитой.

Вера почему-то знала или даже чувствовала, что из всех названных Красниковым средств, ближе всего к сердцу ей была надежда и вера в чудо или фактор того самого святого Перегрина, поскольку ни с альтернативной онкологией ни с комплементарной медициной Вера никак не была связана и эта область медицины представляла для неё нечто туманное, неопределённое и даже запретное.

Выросшая в религиозной семье, Вера с самого детства была введена или посвящена почти во все тонкости и основные таинства церковной жизни, которой старалась придерживаться в меру сил, работая на двух работах и в одиночку воспитывая сына. С мужем Вера рассталась когда Никите не было и трёх лет и сын был фактически её единственной опорой и надеждой в жизни.

Эта мысль о синдроме Перегрина, несмотря на всю свою абсурдность, принесла Вере какое-то облегчение и не позволила отчаянию завладеть душой.

Немного постояв на лестничной площадке между третьим и вторым этажом и собравшись с силами, Вера решила спуститься на второй этаж в отделение нейрохирургии к лечащему врачу, чтобы узнать о том, что ей с Никитой делать дальше, коль ситуация повернулась к ним столь неблагоприятным образом самостоятельного определения своего будущего.

Вера уже знала из разговоров с коллегами и врачами, что симптоматическое лечение по месту жительства означает расписывание медицины в собственном бессилии перед болезнью и предоставление всего на волю, компетенцию и риск самого больного. Как правило, это означало наличие у больного некоторого промежутка времени, именуемого временем дожития, в течение которого больной пребывает в ясности сознания, но только до тех пор, пока опухоль не поражает жизненно важных центров мозга, после чего ясность сознания утрачивается безвозвратно и мышление погружается в туманное состояние прострации, подобное полусну. Случай Никиты был более сложным, поскольку опухоль размещалась на стволе головного мозга между продолговатым мозгом, отвечающим за жизненно важные функции – дыхание и кровообращение, и мозжечком, поэтому смертельный риск был крайне высок.

Ни лечащего врача ни заведующей отделением не оказалось на месте, поскольку с другими участниками консилиума они были вызваны к директору центра. Чтобы не терять времени зря, Вера решила зайти ещё раз к сыну, хотя они расстались всего пару часов назад.

Пройдя по коридору мимо поста, Вера подошла к палате № 21 и осторожно открыла дверь. В палате никого из пациентов не было, Никита один лежал на кровати, повернув голову к окну. Услышав звук открывающейся двери, он повернулся и со свойственной ему улыбкой произнёс:

– А, ма, ну как там? Что сказали на консилиуме?

Проглотив подступивший к горлу комок скорби и стараясь не выдавать своих чувств, Вера улыбнулась сыну и едва сдерживая слёзы робко ответила:

– Могло бы быть и лучше сынок, но пока всё не очень хорошо. А где все?

– Да разошлись кто куда, – ответил Никита.

– Красников сказал, что опухоль продолжила рост и последняя химиотерапия не была эффективной, а потому нужно искать другие методы лечения. Но это уже будет после выписки, дома.

– Как дома, мама? На этом всё?

– Да, сынок. Я сейчас дождусь заведующую отделением или лечащего врача и узнаю что дальше мы с тобой будем делать. Думаю, что на следующей неделе мы поедем домой и будем продолжать лечение уже дома.