Константин Яцкевич - Ландерфаг

– Значит, вариантов у них больше нет, – как-то спокойно и даже отрешённо сказал Никита.

– Ну, почему нет? Красников сказал, что возможна и поддерживающая терапия и альтернативная онкология.

Вера не смогла произнести фразу синдром Перегрина и, глубоко вздохнув, после небольшой паузы сказала:

– Но веру в Бога и себя тоже никто не отменял, сынок.

– Мама, я профильтровал весь интернет вдоль и поперёк и не один раз. Официально зарегистрированных случаев излечения от глиобластомы нет, понимаешь, нет. Зачем себя обманывать? Какие возможности и связи были для лечения опухоли у Жанны Фриске и Хворостовского? И что в итоге? Только подтверждение общей статистики и правила. А что сможем мы с тобой, если я уже больше года без работы и без денег и ты едва сводишь концы с концами, работая на двух работах.

– Не говори так, Никита, не говори. Всё в этом мире имеет какой-то смысл и значение. Просто нужно в любом деле не терять веру и всегда идти до конца несмотря ни на что, так говорила твоя бабушка, которая пережила и голод и войну и в одиночку поставила на ноги 5 детей, а умерла в 96 лет в здравом уме и трезвой памяти.

– Мама, успокойся, я реалист и ко всему готов, но твои слёзы – это ниже пояса.

– Ты меня успокаиваешь, Никита? К этому никто не готов, сынок, даже сам Господь…

В этом момент дверь в палату открылась и зашли два пациента. Вера первой сказала «здравствуйте», услышав в ответ какое-то невнятное бурчание. Взяв сумку с документами, она быстро встала с кровати сына со словами:

– Ну, я пойду к лечащему врачу, он наверно уже пришёл, а потом ещё раз зайду к тебе, сынок.

– Пришла, пришла, – пробурчал один из пациентов.

Вера застала лечащего врача Ларису Аркадьевну в ординаторской, она собиралась переодеваться и уже сняла халат, но увидев Веру Николаевну, положила халат на спинку стула и сказала:

– Вам Красников уже наверно всё сказал о ситуации у Никиты. Он у нас ведущий специалист по опухолям головного мозга и их лечению, поэтому мне трудно что-то добавить. Если бы опухоль не касалась ствола головного мозга, то был бы шанс её удаления хирургическим путём, но она касается ствола и потому неоперабельна. Ситуация у Никиты в настоящее время более менее удовлетворительная, но прогноз в целом неблагоприятный. Не говорите ему ничего о прогнозе. Мы планируем выписать Никиту на следующей неделе во вторник и перевести в режим симптоматической и поддерживающей терапии. Я рекомендую вам заблаговременно связаться с хосписом, узнать все условия и подготовить все необходимые документы, поскольку с таким заболеванием всякое может внезапно случиться, а только их выездная служба курирует таких пациентов.

От слова «связаться с хосписом» у Веры опять екнуло сердце, а Лариса Аркадьевна продолжила:

– Мой телефон у вас есть, Вера Николаевна, если будут какие-то вопросы – звоните. А теперь извините, мне срочно нужно убегать.

Разговор получился весьма короткий, но Вера и ему была рада зная как неохотно общаются врачи-онкологи с пациентами и их родственниками. С тяжестью в сердце и отчаянии она направилась в палату к сыну, чтобы сообщить о дате выписки.

Когда она зашла в палату, все больные уже были на своих местах, а ожидавший ей Никита встал с кровати, чтобы поговорить не в палате а в коридоре клиники.

– У нас тут не принято, мам, говорить о лечении в присутствии других пациентов, чтобы лишний раз не травмировать людей, поэтому давай выйдем в коридор. Что тебе сказала Лариса Аркадьевна?

– Ничего нового, сынок, повторила то же самое, что сказал и Красников. Во вторник на следующей неделе планируют выписку. Я приеду к 12: 00. Ты как пойдёшь за заключением, позвони мне, я приеду к центру на такси.

– Как ты себя чувствуешь-то сейчас? Я когда зашла ты лежал на кровати. Голова не болит?

– Да нормально, мам. Голова не болит, но периодически кружится и приступы слабости накатывают, а так нормально, жить можно. Наши говорят – это обычные последствия химиотерапии – эффект «хемобрейн», ну или затуманивание сознания от химиотерапии, со временем пройдёт. Да ты не переживай, прорвёмся как-нибудь.

– Прорвёмся, сын, провёмся, – с улыбкой сквозь слёзы прошептала Вера. Я пришла тебя поддержать, а ты сам меня поддерживаешь.

Вера с любовью смотрела на похудевшего сына, который в пижаме, большей на два размера, выглядел по детски обаятельно и в то же время очень комично и думала про себя – у нас с тобой только одна надежда, сынок, на чудо, а других надежд у нас нет.

– Тебе сегодня на работу нужно идти, ма? – разорвал паузу Никита.

– Да, нужно, сынок. Сейчас уже и пойду.

– Ну так иди, ма, и не переживай за меня. У меня всё хорошо, всё будет хорошо.

– Денег оставить тебе, Никита? Может купишь себе чего в магазине на первом этаже?

– Да есть у меня есть деньги, ма. Я ещё не потратил те, что ты прошлый раз мне оставляла.

– Тогда до вторника, Никита.

Выйдя из центра, Вера ещё раз прокрутила в голове разговор с Красниковым и решила первым делом зайти после работы в храм к отцу Николаю. Вечерняя служба обычно заканчивалась после 19:00 и Вера Николаевна как раз успевала.

Закончив работу в начале седьмого, она поспешила в храм к отцу Николаю, которого считала своим духовником, у которого уже много лет регулярно исповедовалась и причащалась.

Отец Николай был известен тем, что окормлял одно время онкологических больных в том онкоцентре, где проходил лечение Никита и был хорошо знаком с руководством центра и многими врачами. Позднее эту работу поручили другому священнику, а точнее руководителю одного из отделов епархии и отец Николай постепенно отошёл от этой работы, переключившись на дела прихода. Тем не менее, многие прихожане по старой памяти, зная опыт, знания и связи отца Николая, обращались к нему за советами и помощью, когда дело касалось онкологических больных.

Духовником Веры назвать его было сложно, поскольку отец Николай был скорее добрым советчиком для Веры, всегда помогая дельным советом в сложной жизненной ситуации. Отец Николай имел богословское образование и был в чине иерея.

Дождавшись окончания службы, Вера подошла к отцу Николаю, уже уходившему во внутреннее помещение храма, и с ходу обратилась.

– Батюшка, подождите, мне очень нужно с Вами поговорить по очень важному для меня делу. Я была сегодня в онкоцентре и мне сообщили результаты консилиума по Никите. Пожалуйста, уделите мне несколько минут.

Отец Николай остановился, внимательно посмотрел на Веру и медленно почти на распев произнёс:

– Ну-у если очень нужно, то поговорим. Подожди меня, дочь у заднего выхода из храма. Мне нужно переоблачиться и дать распоряжения, а потом мы с тобой поговорим по дороге.