Array Сборник - Тайна Воскресения

Не эту ли чудесную учительницу – благодать Господню, имел в виду А. С. Пушкин, когда, воспоминая лицейские шаловливые годы, не без некоей горечи писал своей гениальной рукой:

Понятный смысл правдивых разговоров…?{Отрывок из стихотворения «В начале жизни школу помню я.»} Кому из вас, дорогие мои читатели, неведомо то особое радостное, как бы самопроизвольно рождающееся в сердце состояние, которое все мы испытываем в преддверии Христовой Пасхи? Но было бы неправильно ограничивать эту затаённую радость лишь пределами собственной души. Нет, предощущение Пасхи разлито и вокруг нас, в живой природе! Великого Праздника ждут городские птахи, беззаботно снующие в ветвях тополей; по вечерам Пасха отражается в лужах талой воды вместе с кусочками закатного неба; она слышится в свежих ароматах готовой распуститься листвы. И земные недра, и заоблачные сферы – весь Божий мир ждёт не дождётся, когда можно будет присоединиться к тысячегласному человеческому (и конечно, ангельскому) хору, восклицающему: «Христос Воскресе!» В таком-то приподнятом, до конца мне самому непонятном радостном настроении я, студент первого курса филфака МГУ, направился в Обыденский храм, чтобы встретить свою едва ли не первую «сознательную» Пасху и стать участником (хотя ещё не причастником) Светлого Христова Воскресения. Придя загодя, около одиннадцати часов вечера, я, как всегда, примостился в трапезной части храма, выходящей к главному приделу. Обычно я становился близ иконы Божией Матери «Взыскание погибших», сыгравшей столь значительную роль в событиях последующих лет моей жизни. О как отрадно мне было слышать церковнославянское, может быть, не совсем ясное чтение книги Деяний Апостольских! Чтецы сменяли один другого. Кто уверенно, а кто и не без запинки, но все с ревностью свидетельствовали о благовестнических путешествиях апостола Павла.

Мил сердцу был и лёгкий шумок, исходивший от тихо переговаривающихся между собой прихожанок, в нарядных белых и красных одеждах пришедших в Отчий дом. Душа блаженствовала и «часов не наблюдала». Неожиданно меня вывел из этого предпасхального забытья очень полный, с красноватым лицом и выпроставшимися губами человек – служка Василий. Он, шумно дыша, с грубоватым простодушием вопросил о вещи, которая не могла мне присниться даже в самых радужных снах:

– На крестном ходе хоругвь нести хочешь? Ну мог ли я ответить отрицательно, несмотря на то, что не слишком точно знал, чем хоругвь отличается от обычной иконы?

– Тогда иди, бери стихарь и надевай его.

С этими словами он провёл меня к правой двери иконостаса и вынес золотисто-белое одеяние, которое я должен был тут же на себя и водрузить! Видимо, батюшка «заочно» благословил все стихари для добровольцев. Надев с трепетом эту чудную одежду, я покинул излюбленный мною уголок и встал с прочими хоругвеносцами, которые выстроились друг напротив друга посреди храма. Крепко сжимая древко старинной и довольно тяжёлой хоругви, я стоял во время пасхальной полунощницы ни жив ни мёртв, буквально утопая в нахлынувшем на меня счастье. Иль это я, «иль это только снится мне?»{Автор, очевидно, соотносит свою мысль с известной строчкой блоковского стихотворения «Незнакомка». – Прим. ред. }. Народ всё прибывал в храм, до тех пор, пока центральный и два боковых придела не заполнились до отказа. Но что мне было до тесноты и недостатка свежего воздуха?! Душа ликовала и как бы находилась вне тела и вне земной реальности со всей её ограниченностью и неудобствами!

Так, я думаю, гуси-лебеди подымаются на заре навстречу восходящему солнцу, без сожаления прощаясь с водной гладью, потревоженной их большими белыми крылами. Набирая высоту, птицы постепенно выстраиваются в искони заведённом порядке и издают торжествующий клич, который кажется нам на земле прощальным. На самом же деле он пронизан хвалой Создателю, наделившему пернатых дивной способностью бороздить без устали воздушные просторы. Время от времени я оглядывал сам себя и удивлялся красоте стихаря, края которого касались пола и делали мою фигуру похожей на статую. Оставалось совсем немного времени до начала крестного хода.

Внезапно меня осенила удивительная мысль: почему же нас учили, что мы произошли от обезьяны, когда всё совершенно не так? Ведь в этих блистающих ризах мы разительно похожи на ангелов; и моя душа столь явственно чувствует присутствие невесомых крыльев, раскрывшихся за спиной! Читатели! Обращаю ваше внимание, что ложные, уродливые представления о происхождении человека были мною изжиты в единочасье! Они оказались отброшенными, упразднёнными не в результате долгого изучения добытых археологами костных останков или логического опровержения дежурных концепций официальной антропологии и уж вовсе не вследствие мучительных раздумий о судьбах дарвинизма. Нет! Благодать, озарившая моё сознание, во мгновение ока дала мне увидеть и восчувствовать тайну библейского сотворения человека! Эта открывшаяся истина как будто распахнула ставни и двери ума, прежде накрепко заколоченные. Он тотчас подвигнулся, откликнувшись на благовестие. Сердце, вторя уму, исполнилось неземным миром от сознания нашего родства с Отцом Небесным, собравшим в храме Своих детей в пасхальную ночь. В это время отворились

Царские врата, всё пришло в движение; мы, участники крестного хода, должны были упредить священников, которые, торжественно шествуя в белоснежных ризах, запели какую-то чудную песнь. Через две минуты, уловив и поняв её смысл, я вместе со всем народом пел с разумной и глубокой верой: «Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангели поют на небесех, и нас на земли сподоби чистым сердцем Тебе славити!..»

Помните старую песню из фильма «Земля Санникова»:

С детства люблю эту песню. Но всегда, слушая ее, чувствовал я какую-то печаль и тревогу, чувствовал: что-то не то в этой песне… А что – понять не мог.