Джон Шелби Спонг - Иисус для неверующих

Сегодня уже не сделать вид, будто этой революции в познании не случалось. Библейская критика, пройдя путь в несколько поколений, в наши дни задает рамки дискурса для христианской академической науки, четко отделяя Библию от того, что там в голове у рядовых прихожан. Вместе с тем представители духовенства, как правило, закончившие академии, едва приняв сан, вступают в молчаливый заговор, стремясь подавить это знание – по-видимому, в страхе, что стоит обычным прихожанам узнать о реальной сути споров, они навек утратят веру – а следом за ней, что важнее, они перестанут официально поддерживать христианские структуры.

Я всегда полагал, выражаясь словами моего первого преподавателя богословия, Клиффорда Стэнли, что «любой бог, которого можно убить, заслуживает быть убитым». Кроме того, мы должны считаться с фактом: любое божество, которому нужна защита от истины, где бы та ни рождалась, уже мертво. Бог и истина не могут быть несовместимы. Пытаясь совладать с этими новыми реалиями, я начал публично отвечать на поднятые библейской наукой вопросы и создал немало книг: «Защитим Библию от фундаментализма» (“Rescuing the Bible from Fundamentalism”), «Христианство: перемены или смерть» (“Why Christianity Must Change or Die”), «Новое христианство для нового мира» (“A New Christianity for a New World”) и даже «Грехи Писания» (“The Sins of Scripture”).

Моя преданность Иисусу, которого я все чаще рассматривал сквозь иудейскую призму, а также потребность переосмыслить все привычные христианские символы под влиянием обретенного знания, стали меня весьма тревожить. Сколь бы глубоко я ни любил Церковь, ее вероисповедные и литургические формулы содержали утверждения, которые я сам разделить не мог. Чем реальнее становился для меня Иисус, тем меньше мне был по душе тот богословский язык, на котором я о нем говорил.

Лишь когда этот конфликт разрешился, я смог написать эту книгу – «Иисус для неверующих». Я начал понимать, что именно иудейское изображение Иисуса из Назарета, образ совершенного человека I века нашей эры, открыл мне глаза на то, что имела в виду Церковь, когда устами Павла провозгласила, что “Бог был во Христе”. Именно полнота человечности Иисуса позволила его последователям ощутить в нем божественное начало. Человечность и божественность вовсе не были двумя разными явлениями, которые следовало мирить между собой, – чем так усердно занималась церковь первые пять веков христианской истории. Сама по себе предпосылка, постулировавшая необходимость такого примирения, оказалась ложной. «Ортодоксия», слово, по определению означавшее «верное учение», всегда исходила из дуалистической природы мира, разделенного на природное и сверхъестественное, духовное и телесное, человеческое и божественное. Сейчас этого мировоззрения уже не существует – и, следовательно, попытки примирить человеческое с божественным утратили силу. Как раз «ортодоксальность» и привела сперва к забвению человечности Иисуса; а затем Христос веры – все, что осталось после его «обожествления» – был уничтожен сочетанием взрыва светского знания и новых прозрений в библеистике. Теперь мне кажется, что новая отправная точка, в которой так нуждается христианство, не должна требовать от верующих участия в спорах о том, как соотносятся божественное и человеческое в Иисусе.

В этой книге я постараюсь найти эту новую отправную точку. Я не намерен препятствовать академическому знанию развенчивать одну за другой прочитанные буквально библейские истории или богословские конструкции, возникшие вокруг Иисуса из Назарета. Я последую туда, куда поведет меня истина. Как только эти конструкции распадутся – что, безусловно, и должно случиться, – я возьму то, что останется, а именно Иисуса-иудея, и заново взгляну на его жизнь, чтобы понять, что же в его человеческом облике заставило евреев в I веке утверждать, будто именно в этой жизни они соприкоснулись и общались со святым Богом. Мой путь лежит от известного к неизвестному, от человеческого к божественному, от земного к небесному, но не наоборот. Я постараюсь отделить исторического Иисуса от многочисленных мифологических наслоений, интерпретаций и претензий на чудеса, порожденных миром, ориентированным на сверхъестественное. На мой взгляд, можно показать, что большая часть из этих аспектов истории Иисуса не входили в ее смысл изначально, а являются лишь толкованиями, добавленными позже. Вопрос, к которому я намерен обратиться, звучит так: возможно ли постичь Иисуса, рассматривая его как совершенного человека, через которого мы проницаем смысл слова «Бог»? Если «да» – а я убежден, что «да», – тогда два моих параллельных потока смогут наконец слиться воедино. Если этот труд и правда приведет к такому итогу, не исключено, что он подготовит почву для нового мощного всплеска христианской энергии, равного которому не было уже много веков.

Выбор, перед которым стоит сейчас христианский мир, для меня очевиден. Мы можем и дальше делать вид, будто с буквалистским, безнадежно устаревшим и утратившим силу языком нашей веры нет никаких проблем и в нем ничего не надо менять, но результат, в конечном счете, будет только один – христианство умрет. Или же мы можем создать совершенно новое видение Иисуса и новую концепцию Бога, и они станут основой радикального пересмотра того, что мы называем христианством. Из книги станет ясно, что выбрал я.

Уверен, христиане-традиционалисты, хранящие верность отмирающим принципам прошлого, сочтут мою книгу не просто трудной для восприятия: они начнут сочиться негативом. Любая новая истина подрывает системы безопасности, что действовали в мире прошедшем. Но если речь и правда об истине, она всегда несет свободу, и ее нельзя приносить в жертву страхам. Весь мой путь шел под девизом моей богословской семинарии: «Ищите истину, откуда бы она ни явилась, любой ценой» [3] Девиз протестантской Епископальной богословской семинарии штата Виргиния, основанной в 1823 году. Фраза принадлежит декану Уильяму Спарроу. . Единственное, о чем прошу ревнителей традиций – не откладывайте книгу в сторону, пока не дойдете до конца. Она слишком важна, чтобы просто ее отбросить, так и не сделав для себя новых выводов, даже если они порой причиняют сильную боль.

Тех же, кто уже не следует традиционному христианскому образу мыслей, но, тем не менее, все еще в поиске «трансцендентного» и «священного» и потому готов заново взглянуть на переформулированное христианство, моя книга, надеюсь, вдохновит и настроит на оптимизм. У таких людей пустота в душе – и кто-то, кажется, Сартр, метко назвал эту пустоту «дырой размером с Бога», которую ничто иное не заполнит. Я называю их «верующими в изгнании». Хочется надеяться, здесь они найдут тот путь, по которому смогут следовать и который приведет их к грядущему христианству, полному жизненных сил.