Георгий Батура - Конфуций и Вэнь

Итак, пусть наш читатель не удивляется тому, что мы поставили Бога Христа рядом с человеком Конфуцием. Причем, речь в данном случае вовсе не идет о том, что Христос, по Евангелию , был человеком, а потом воскрес и стал «Богом». Для духовно зрелого человека Иисус – это такой же когда-то живший на земле человек, как и Конфуций или как мы с вами. В том, что такой проповедник реально существовал, – в этом не может быть никакого сомнения исходя из абсолютной новизны Его Учения (мы это читателю покажем). Такое жизненное Учение кто-то мог предложить только исходя из своего личного земного опыта. Хотя следует еще раз повторить, что проповедь этого человека о «Царстве Небесном» была искусственно вплетена в некое подобие «художественного вымысла» канонических Евангелий .

Словом «Бог» (греч. тхэо́с ) не называл себя ни сам Христос (а кроме канонического евангельского греческого текста и коптского Евангелия от Фомы – перевод с утраченного древнегреческого подлинника – других достоверных источников о Его проповеди не существует), не называл Его так и апостол Павел, который считал себя правоверным иудеем. В греческом языке слово тхэо́с («бог») и слово кю́риос – («гросподин»; более позднее церковное «Господь») – это совершенно разные понятия. Если первое слово имело отношение исключительно к сфере небожителей, то второе использовалось по отношению к хозяину, к земному человеку. Например, «госпожа» – это, по аналогии с «господином», греческое кюри́а . Назвать «Богом» кого-либо еще, кроме Бога Яхве , было для любого иудея кощунством, которое карается по Закону- Торе побиванием камнями. Апостол Павел был «иудей из иудеев» , поэтому назвать Христа «Богом» он не мог и никогда не называл. И все же именно апостол Павел фактически превратил Иисуса в грозного Бога всей последующей христианской Церкви. В своих Посланиях Павел называет Христа словом «Господин» ( кю́риос ), но в христианской Церкви это слово впоследствии уровнялось со словом «Бог» и составило с ним единую пару: «Господь Бог», кю́риос тхео́с .

В своих Посланиях Павел показал Христа в виде какого-то запредельного и неведомого всему миру Существа, – небесного Сверхчеловека. Его Христос – это иудейский Мессия (в переводе на греческий – Христо́с , «помазанный», т. к. апостол Павел проповедовал на общепринятом греческом языке), который после распятия вознесся на Небеса, и который вот-вот грядет в мир «с облаков» со своим грозным Вторым Пришествием. Само представление о таком «мерцающем» полу-Боге, которого невозможно «ухватить за руку», было новым для народов всего средиземноморского бассейна, включая самих иудеев.

Но и это еще не все. Павел в одном из своих Посланий фактически отрекается от того земного человека Иисуса, который затем «превратился» в Христа. Для Павла существовал только тот воскресший еврейский Мессия, который «во время оно» был распят римлянами и который вот-вот грядет на землю с «легионом ангелов» вершить свой праведный суд над всеми народами мира. Земная жизнь Христа до Его крестной смерти апостола не интересовала.

Последнее обстоятельство – полное отсутствие интереса Павла к земному Иисусу – можно объяснить иначе. Послания Павла впервые были обнародованы неким судовладельцем Маркионом, прибывшим в Рим из портового города на Черном море. То есть они впервые были введены в оборот и стали известны Церкви только через сто лет после распятия Христа, хотя в них описываются события, происшедшие непосредственно после казни еврейского Мессии. До появления Маркиона об этих текстах и о самом «Павле» в Риме никто ничего не знал . И это не может не вызвать множество вопросов. Если предположить, что все эти Послания в действительности являются «подложными» (или подавляющая часть из них), т. е. что они были написаны именно в это время (около 150 г. н. э., а не сразу после казни Христа) каким-то неизвестным христианским автором, возможно самим Маркионом, а значит «Павел» – это личность вымышленная, в таком случае отсутствие в них какого-либо описания внешности земного Иисуса представляется вполне естественным. Ведь Павел выдает себя за современника Христа, а значит, он должен был что-то о Нем знать. Но анонимный автор II в. н. э. уже не мог знать ничего , и только по этой причине он от земного Христа якобы «отрекается». Иначе, к этим «Посланиям», появившимся через 100 лет после евангельских событий, обязательно возникли бы вопросы. То есть вполне вероятно, что это «отречение» – обычный литературный прием. Следует напомнить читателю, что и в евангельском тексте отсутствует какая-либо (даже самая общая) информация о внешности «главного героя». И скорее всего, объясняется это тем, что конкретные авторы-создатели Евангелий тоже не были знакомы лично ни с описываемым ими Мессией, ни с проповедником Благой Вести.

Но пусть наш читатель не пугается и не «ломает своих рук» в отчаянии. Для древнего мира подобное положение вещей было нормой – приписывать собственный вдохновенный религиозный труд какому-то персонажу прошлого, в данном случае Павлу из «Деяний апостолов» или ученикам-апостолам, сопровождавшим Христа во время Его проповеди, если говорить о евангельском тексте. С этим явлением мы встретимся и в китайской истории при анализе бесед Лунь юя, которые, по традиции, приписываются Конфуцию и его ученикам. Более того, если предположить, что анонимный автор имел характер выведенного им в Посланиях «Павла», а следовательно – и его «неистовую» веру и стремление проповедовать о «евангельском Боге», в таком случае в этом подлоге, по представлениям древних, не было ничего предосудительного.

Интересно во всей этой истории и то, что именно в это время в Церкви возникла необходимость в легализации появившегося монашеского движения, которое стало оттеснять первоначальную мирскую евангельскую жизнь на второй план. В тексте канонических Евангелий нет ни одного эпизода, который можно было бы – хоть как-то! – расценить в качестве оправдания монашества. Известные евангельские слова Христа о «скопцах» – это вовсе не о «монахах», а об абсолютном запрете на прелюбодеяние , если речь идет о стремлении человека к достижению Царства Небесного. Этими словами Христос, фактически, в притчевой форме объясняет свое собственное «вдовство», которое не имело оправдания в глазах Его учеников, выходцев из иудаизма. Подобное «обвинение» учеников в Его адрес было вызвано тем, что не монашеская, а именно супружеская жизнь – в еврейском, мандейском и греческом мирах – санкционировалась религиозными требованиями: и греки, и иудеи, и мандеи резко осуждали «монашеский» образ жизни.