Франсуа Брюн - Бог и сатана. Борьба продолжается

Итак, паранормальные явления налицо: их отрицать нельзя. Стигматы существуют, и каждый может в этом убедиться. Пока их природу нельзя объяснить «научно»: можно только сказать, что они, по-видимому, появляются во время видений. Но мне кажется, что причиной стигматов и всего того, о чем возвещает Джорджо Бонджованни, являются эти таинственные существа, весьма нас озадачивающие, а порой просто тревожащие. Весть, исходящая из его уст, кажется мне очень подозрительной: он много говорит, но в его словах нет любви, а если посмотреть, в каком странном гипнотическом состоянии находятся «похищенные», то придется признать, что в наших «космических братьях» есть нечто страшное. Я все больше убеждаюсь, что они манипулируют им, чтобы добиться своих целей.

Но чего они хотят? Завладеть нашей планетой и постепенно покорить нас? Мы стоим перед ужасными вопросами, в которые я здесь не могу углубляться: ведь имеющаяся информация слишком отрывочна и часто ненадежна. Ясно одно: мы имеем дело с чем-то необычным, но мне кажется, что в основе этого необычного – не Бог. Научный прогресс не имеет ничего общего с духовной эволюцией, и наши «космические братья», как их называют некоторые, в научном отношении вполне могут опережать нас на много лет вперед, но это совсем не значит, что (как считает Джорджо Бонджованни) они более развиты в духовном смысле. Современный человек с его космическими ракетами и Интернетом наверняка восхитил бы египтян, греков и римлян, но он не способен любить лучше, чем они.

Не вдаваясь в подробности, добавим, что и в прошлом были известны стигматы, засвидетельствованные медициной, но, по всей вероятности, не исходившие от Бога. Мы знаем, например, что их имела Мари-Жюли Жаанни, умершая в 1941 году. Собственно религиозная значимость ее стигматов была и остается весьма сомнительной (48). Кроме того, мы знаем, что их имела Пальма Мария Матарелли, но папа Пий IX считал, что они явно дьявольского происхождения (49).

12 октября 1845 года в Париже родилась госпожа Брюйер. Она родилась в Париже, но ее семья очень часто проживала в поместье неподалеку от знаменитого бенедиктинского Солемского аббатства. В 1833 году Пьер Геранже вновь основал там монашескую общину: он мечтал восстановить в этих краях аббатство с тем же самым уставом. Именно он и подготовил маленькую Женни Брюйер к первому причастию и очень рано воспитал в ней тягу к монашеской жизни. Но, вероятно, его святые слова упали на неблагодатную почву. Девушка очень скоро решила, что сам Христос возложил на нее некую исключительную миссию, уже засвидетельствованную ее особыми и таинственными дарами. Правда, однажды в письме к подруге она призналась: «Бывает я чувствую бесконечную усталость от того, что выдаю себя за человека, которым не являюсь» (50).

17 августа 1868 года мечта Пьера Геранже сбылась: семь молодых женщин приняли монашеские обеты. Женни, самую молодую из них, подруги избрали настоятельницей: она взяла имя Цецилии, а монастырь в то же время стал считать своей покровительницей святую Цецилию.

Живя в гармонии со своей общиной, Пьер Геранже придерживался таких мыслей, которые сразу должны были бы вызвать мою симпатию. Он боролся с рационализмом, который начинал проникать в Церковь. Он очень интересовался мистиками и теми необычными физическими явлениями, о которых рассказывалось в их житиях. Его, наверное, даже больше интересовал не столько сам мистический опыт как таковой, сколько впечатляющие события из жизни мистиков. В любом случае именно этим оборачивалась его увлеченность мистическими видениями. К сожалению, эта область слишком деликатна, и к тому же силы зла никогда не преминут посеять здесь семена смуты, умножая ложные чудеса, видения, да и самих лжемистиков: ведь ложь – лучшее средство дискредитировать истину. Вот тут, как мне кажется, Пьер Геранже не слишком умел отличать одно от другого.

Этот недостаток усугублялся глубокой уверенностью в том, что Бог призвал солемскую общину сыграть главную роль в обновлении французской, да и вообще всемирной Церкви. Чтобы лучше осуществить эту миссию, солемский игумен вскоре добился того, что Рим пожаловал Женни Брюйер сан аббатисы. После этого стали множиться «мистические явления»: например, одна из монахинь увидела, что на головах аббата и аббатисы горит по яркой звезде.

Начались необычные видения, и скоро госпожа Брюйер возомнила себя второй «Девой Марией». «Обняв меня как свою сестру, Богоматерь показала мне (в моем полном отождествлении с нею, когда я испытала все то, что испытала она восемнадцать веков назад) двойное предназначение невесты и матери Бога и Церкви. Сначала я пережила юность Девы, затем – целомудренный брак материнства. Самой сладостной порой моей чудесной жизни была беременность, начало которой восходит к таинственному и всепоглощающему величию испепеляющей и неодолимой любви Virtus Altissimi obumbrabit tibi (51). Сокровенные милости Жениха, которые я знала прежде, были всего лишь бледной прелюдией. Какое сильное истечение материнской любви, какое сладостное любовное изнурение, когда чувствуешь себя во власти желанного залога! Я носила в себе сладостную ношу, я чувствовала, как она шевелиться в своей добровольной темнице. Он жил своей матерью и супругой, но спешил покинуть мое чрево, чтобы спасти мир. И вот пришла ночь Рождества – какое сладостное чувство! Преисполнившись смирения, я, дева-мать, не дерзала дать божественному малютке то, что обычно ребенок требует у своей матери. Но ребенок был и супругом. У него была сила и любовь, и своими ласками Супруг восторжествовал над моим целомудренным сопротивлением. Я вся млела от любви, когда его губы всю меня привлекли к себе и я почувствовала, что перехожу в моего возлюбленного! Это не образы и не видения: все было пережито по-настоящему в моем физическом и нравственном существе» (52).

И вот так каждый год на Рождество она неким «мистическим» образом производила на свет Младенца-Иисуса – малыша, которого, конечно же, никто никогда не видел, но которого она нежно кормила грудью, а потом с бесконечными предосторожностями передавала какой-нибудь другой избранной монахине, чтобы и та, в свою очередь, дала ему грудь. Очаровательная картина! Монахи же довольствовались тем, что убаюкивали незримого Богомладенца. Странно думать, что почтенные монахи, нередко большие интеллектуалы, принимали участие в этом маскараде! (53). При всем том мать-аббатиса была очень умной и прекрасно знала самые лучшие духовные произведения. Она написала трактат под названием «О молитве согласно Святому Писанию и монашеской традиции», и весьма уважаемые богословы того времени восхищались этим собранием (среди них епископ Майенский и кардинал Мэннинг).