Пётр Червинский - Негативно оценочные лексемы языка советской действительности. Обозначение лиц

Оценочность данных определений связывается не в последнюю очередь с самим представлением о говорении, речи как о занятии малозначащем и непродуктивном (ср.: говорить, а не делать; слово, не дело; говорун, говорильня ). К этому добавляется признак количественной избыточности ( много говорить ), бесплодной пустопорожности ( лёгкий ) раскованности и потому несерьёзности ( непринуждённый ), обычно бессодержательности ( говорить вздор, пустяки ), но часто видимой, поскольку то, что говорится, может стать нежелательным и потенциально опасным ( не то, что следует ). В представлении о болтать , болтовне присутствует также признак замещения положительных и производительных действий во времени, вытеснения действий, имеющих результат, псевдозанятости ( проводить время в болтовне, занимать чье-то время разговорами, вместо того, чтобы делать ); признак замещения не только действий и положительной деятельности, но и действительного положения вещей, т. е. самой действительности, – ложь, обман, лживые обещания, нелепые суждения, слухи, сплетни, выдумки, наговоры. Связываться это может как с ненамеренным и безответственным поведением (по глупости, неопытности, неумению сдерживаться, правильно ориентироваться в обстановке), так и с действиями сознательными, направленными на то, чтобы исказить реальное положение вещей, либо объявляющими, выдающими скрытое и потому намеренно или потенциально причиняющими вред.

Итак, болтать – это, прежде всего, не делать и вместо того, чтобы делать, но при этом излишне много и безответственно, нарушая и искажая сложившиеся отношения и настоящее положение вещей. Болтовня , болтать , тем самым, воспринимаются как поведение, ненамеренно или намеренно, дестабилизирующее, из чего следует ее потенциальная вредоносность. Слишком много – пустых, замещающих и непродуктивных поэтому действий – искажающих и нарушающих установленный лад – вредоносны. Таков приблизительный путь возникающей на базе данного слова оценочности.

В чем же советский характер рассматриваемого явления, в какой момент появляется соответствующий оценочный признак, следующий как таковой из всего представленного? Можно ли определять его как отделяющийся от общей семантики слова и отделяющий в ней или ей добавляющий нечто свое от себя? «Толковый словарь языка Совдепии» содержит такое определение: « Болтун1. Тот, кто разглашает тайну, секретные сведения. … Болтун – находка для шпиона . … 2. Лаг. Лицо, находящееся под следствием или осужденное за „болтовню“ (разглашение государственной тайны) или „контрреволюционную агитацию“. Росси, т. 1, 36.» [Мокиенко, Никитина 1998: 60]

Значение, объясняемое первым, внешне, а также согласно приводимому определению, не отличается от значения, которое в «Большом толковом словаре» [2000] дается вторым. Заметным и явным отличие будет в значении, приводимым как лагерное (т. е. жаргонное и ограниченное). Вывод, напрашивающийся сам собой, заключается в том, что советизированность в данном случае есть не что иное, как употребление общеязыкового значения слова в контексте советского языка, тем более, что такое лексическое использование для него весьма характерно.

Представляет смысл, однако, задуматься над полнотой, точнее «советскостью», приведенного определения. Ничего типично и характерно советского в этом определении нет. Всякий ли «тот, кто разглашает тайну, секретные сведения», должен считаться болтуном в советском смысле этого слова? Видимо, не совсем. Важно, какого характера эта тайна, что за секретные сведения им разглашаются и не менее важно, кому, при каких обстоятельствах. Болтун , таким образом, в первую очередь, нарушает имеющийся и установленный (гласно или негласно) порядок обмена и передачи той информации, которая, имея статус «секретная» или «служебная», сообщению лицам, не имеющим к этому разрешения или допуска, не подлежит. Можно и стоит заметить, что все это так или иначе имеет связь с разглашением тайны, тем самым, секретного знания, не подлежащих распространению сведений. Советскость рассматриваемого значения, как можно предположить, состоит в его отнесенности не столько к контекстам советского языка, сколько к самой, закрепленной в нем, связанности с картиной советской действительности, которая и определяет, в случае своего вхождения в семантическую структуру лексического значения (либо втягивания ее в себя), вид и степень советскости. Слова-советизмы, или слова советского языка, являются таковыми не в силу только употребления в нем (такое тоже имеет место, но эти словоупотребления советизмами не следует называть), а в силу нагруженности лексического своего значения, включения в его состав концептуальных и экзистенциальных признаков советской картины мира. Отсюда 1) необходимо ясное категориальное представление о ней таковой и 2) те или иные выведенные на этой основе категориальные признаки должны быть закрепленными компонентами лексического значения соответствующей единицы как единицы не только русского, но и советского языка. Так, к примеру, если несун , летун , попрыгун имели категориально-оценочным семантическим признаком отношение к месту(объекта или субъекта-лица), понимающемуся для них как им свойственное, надлежащее, не сменяемое по собственной воли и в связи с этим стабильное, место производственной деятельности (предприятие), то болтун , в советском своем значении, связывается с категориальным признаком отношение к знанию, интерпретируемому как сведения не к всеобщему распространению, статусные в своем отношении к системе и связанности с ней и потому охраняемые. Степень (уровни) этой статусности могут быть разными – от государственной тайны (болтовня-шпионаж) до высказывания своего отношения к советскому строю и социализму как общему делу ( opus finitum), что и нашло свое отражение во втором приведенном значении болтуна , помеченным как специальное и лагерное (болтовня как враждебная агитация).

Для большей отчетливости затрагиваемых вопросов обратимся к другим словам того же ряда с суффиксом -ун . Летун, топтун / топотун были нами определены как слова, в значительной степени оторвавшиеся, в известном смысле омонимичные и параллельные, к общенациональным своим коррелятам. Связано это с тем, что летун в первом своем значении («тот, кто летает», также о летчике, || «кто способен быстро передвигаться, мчаться, скакать») представляет образование от лететь / летать в фиксируемых нормативными словарями значениях («перемещаться по воздуху с помощью крыльев»> «мчаться»), а во втором «тот, кто часто меняет место работы» от летать «часто менять место работы, учебы», фиксируемом далеко не во всех словарях 10 10 Как пятое и предпоследнее это значение отмечается в словаре Т. Ф. Ефремовой. [2000, 1: 784] , т. е. воспринимаемом как не активное, периферийное. Появление интересующего нас значения у слова может быть следующим. Летать в отмечаемом словарями последнем своем значении «двигаться, передвигаться легко и быстро, едва касаясь земли, пола и т. п.» || разг. «торопливо бегать, ходить, ездить в разных направлениях в течение длительного времени» [Словарь 1981, I], [Большой толковый 2000] ( летать по городу, летать туда и сюда, летать с места на место ) начинает использоваться в значении «скакать, прыгать с одного места работы на другое» в соответствующих контекстах и словосочетаниях. По аналогии с прыгун, скакун, шатун, вертун, мотун, потаскун , объединяемых смыслом «тот, кто находится в постоянном моторном, неуправляемом движении, не могущий усидеть на месте», образуется летун в значении «не могущий долго усидеть на одном рабочем месте, постоянно меняющий работу», сюда же добавляется семантика летать , порхать с оттенком легкомысленности, несерьезности, нестойкости, отсутствия, неустойчивости, непрочности, безответственности ( всю жизнь порхает, ему бы только порхать, летать за девушками, летать в мечтах, в мыслях ). Значение это у летун , с одной стороны, оказывается более употребительным по сравнению с соответствующем значением глагола, заслоняя его собой, так что летать в значении «часто менять место работы» можно воспринять как производное от летун , вторичное по отношению к нему, а с другой, – как самостоятельное и независимое, параллельное образование к летун первого значения («тот, кто летает, летчик; способный быстро передвигаться, мчаться»).