Игорь Муханов - Байки о жигулёвских отшельниках

Достигнув к концу своей жизни просветления, старец Иридий стал жить исключительно заботами о других. Словно забыл самого себя в лугах под Самарой, где прошло его детство, и вошёл в незнакомый ему доселе простор, в хоромы Божьего сознания.

Если еды в пещере Иридия не было три дня, он не особенно расстраивался, если не было неделю – не слишком горевал. В этой связи община отшельников установила над старцем опеку, да и миряне, сильно его любившие, присматривали за ним.

Именно старцу Иридию принадлежат слова, сказанные им после глубокой молитвы:

– Отвыкайте что-либо просить у Всевышнего. Благодарите Его даже за то, чего Он вам не дал.

Выпуская на волю слова, как из дупла птичек, отшельник Макарий говорил:

– Окружающие нас леса, реки и горы являют собой Единую Книгу, которую всем нам, людям, надлежит научиться читать.

– А как же книги печатные? – спросили его.

– Они составляют лишь несколько страниц Единой Книги, весьма, впрочем, полезных, – ответил Макарий.

Отшельник Евлампий был чуток к приходящим. И учился понимать тишину, как понимают её рощи и сады, когда затихает ветер.

Взгляд его, любящий и внимательный, умел сгущаться, как сгущается солнце в увеличительном стекле, и лечить человека. А речи Евлампия, нередко звучавшие на старославянском языке, помогали завершить лечение.

Как-то раз, наблюдая споривших мирян, слыша телесным ухом зубовный скрежет и видя духовным зрением рога, мелькающие над ними, Евлампий окутал споривших тишиной. И когда страсти улеглись, заметил:

– Просьба, окрашенная беспристрастием, приятна и просителю, и просимому. Приятна независимо от того, будет или не будет удовлетворена.

– Каким образом, не запечатывая Святой Дух в банку алхимика, узнать, достигла ли молитва Всевышнего? – спросил мирян, собравшихся его послушать, отшельник Рафаил. И, не дождавшись ответа на свой вопрос, сообщил:

– Молитва достигла Всевышнего, если шум ветра превратился в музыку, если в тёмной пещере стало светло, как днём.

Обсуждая вопросы затворничества с другими отшельниками, Рафаил указывал как на сильные, так и на слабые стороны его. Это была не критика, иссушающая почву под ногами, а попытка понять природу мирозданья, скрытое дыхание его.

Делился Рафаил с мирянами, приходившими к нему, и наблюдениями над собой. Так, однажды он сообщил:

– Находясь в удалённых от мира Жигулях, я чувствую себя гораздо ближе к людям, чем прежде, когда я жил рядом с ними.

Юный отшельник, которого в общине отшельников любили все и звали кто Ванечкой, кто Ванюшей, впервые участвовал в Соборной службе.

Окружённый со всех сторон людьми, освещавшими волжскую ночь не только свечами, но и своими нимбами, Ванюша заглянул в своё сердце и увидел в нём рыбу, плывущую кверху брюхом по реке…

– Находясь рядом с этими людьми, я чувствую всё своё ничтожество, – признался Ванюша своему наставнику.

– Лучше почувствуй себя принятым в их круг, – посоветовал тот. – Ведь рано или поздно ты тоже станешь просветлённым!

Отшельник Терентий молился в своей пещере и ночью, и днём. Судьба несла его к просветлению, как Волга несёт свои воды в Каспийское море. И когда люди, молившиеся рядом, спрашивали его: «Дневное или ночное сейчас время?», Терентий отвечал:

– Пещерное.

Когда же Терентия принуждали ответить, глядя на него, как на бездушное орудие, он отвечал:

– Время – это пустая бочка!

Именно Терентий сподобился к концу своей жизни священного дара видеть в темноте. И когда ему задавали такие, например, вопросы: «спит ли Бог?» или «в какое время лучше молиться?», Терентий закрывал глаза. Куда-то улетал, откуда-то возвращался и, полный прозрения, отвечал:

– Нет ни дня, ни ночи в недремлющем оке Небесного Отца!

Отшельник Середа, умевший пройти мимо вражеского войска незамеченным, подоить корову, не желавшую давать молока, и увидев вечернюю звезду, сказать ей «здравствуй, сестричка!», советовал молодым:

– Выбирайте себе в наставники человека, который ушёл от вас далеко, но догнать которого вы всё-таки сможете.

Иногда Середа использовал слово, как использует краску богомаз. И говорил, увлечённый красотою:

– Не уставайте видеть своего наставника в образе паромщика, переправляющего вас через бурный поток!

Старца Никанора, имевшего похожую на тополиный пух бородку, нередко качало из стороны в сторону, когда дул ветер в Жигулях.

Вес Никанора, как это выяснилось позже, уменьшался во время молитвы. И если старец молился весь день, а вечером собирался навестить своего соседа, он вынужден был привязывать к своим ногам камни, чтобы не улететь.

Пришли как-то раз к Никанору молодые отшельники. Желая проповедовать Слово Божье среди мирян, они собирали святоотеческую литературу.

Вручая молодым книги, Никанор был счастлив, как никогда. Голубел взглядом, пританцовывал, издавал песенный звук. И чувствуя, что его тянет вверх птичья неведомая сила, пожелал молодым:

«Пусть ветер дует вам в спину, помогая в пути!»

В пещере отшельника Маврония пахло Волгой-рекой. Со стен капала вода, мелькая серебряными нитями и находя пристанище в тазах, чашках и кувшинах. Иногда появлялась рыба – язь или краснопёрка – и, совершив в воздухе кувырок, словно за ней гналась щука, исчезала. При этом соседние пещеры оставались сухими, пригодными для проживания в умеренном климате Жигулей.

Необходимо было менять пещеру, и как можно скорее. Но Мавроний проникся вдруг состраданием к тем, кто в ней поселится. Да и уверенности не было никакой, что новая пещера, приняв Маврония, не станет вести себя, как старая.

Наблюдая за собой, Мавроний обнаружил в глубинах своего сознания мечту стать матросом, владевшую им в юные годы. Сама по себе мечта, связанная с морем, была хороша. Но почему она не осталась в прошлом? Почему самым загадочным образом проникла в его сегодняшний день?

Диагноз явлению был поставлен. Оставалось только прибегнуть к молитве, способной избавить человека от самых разных бед. Мавроний так и поступил, заложив вход в пещеру камнями. И вскоре его пещера, освещённая лишь сальной свечой, стала сухой, словно бы в ней переночевало солнце!

А рыбы, прыгающие то и дело из воды, уплыли из жизни Маврония в Великое Астральное море. На нерест или для распространения своего вида в других водоёмах человеческой души.