Елена Блаватская - Напутствие бессмертным

Те, кто по крайней мере допускает мысль об ином существовании и кто способен видеть, несмотря на ограниченность человеческих способностей, не только внешний мир, но и самого себя, вряд ли согласится с приведенными аргументами в пользу полигамии, даже если они подкреплены цитатами из Ветхого или Нового Завета. Мысли людей различны и многообразны; но мы можем только сожалеть о выходе в свет подобной книги. Доказательства в пользу того, что, благодаря многоженству и превращению в зверя, иными словами, благодаря одним лишь человеческим (или животным) способностям и страстям, человек может достичь своей наивысшей цели, можно назвать кульминацией безнравственности нашего века и ярким примером несостоятельности буквального понимания Библии.

Еврейская раса отомщена. Фанатики первых веков христианства отобрали у нее ее наследие — Моисеевы книги, а в качестве благодарности принялись травить, преследовать и уничтожать ее во имя того Единственного, чье появление как будто бы было предсказано древними пророками. И теперь, как золотое яблоко из сказки, Библия, не переставая источать живительный, но не воспринимаемый и не ощущаемый изголодавшимися по ее духовному нектару людьми аромат, начинает выделять под воздействием злой воли, губительный яд своей мертвой буквы, отравляющий последние чистые воды, которые хотя и остановились в своем течении, все еще продолжают наполнять сердца многих христиан. Печально видеть, что единственными выводами, которые протестантское христианство сумело извлечь из «Святой Книги», стали елейная, лукавая и раболепная апология эгоистичных и животных страстей, таких, как полигамия, и узаконенный грабеж во время войны, ибо так повелел еврейский «Господь Множеств»!

Автор одной из статей в ноябрьском номере лондонского журнала «Spiritualist», назвавший «Фрагменты оккультной истины» абстрактным теоретизированием, думаю, вряд ли применил этот эпитет к Фрагменту № 3, где так тщательно рассмотрена выдвинутая гипотеза о самоубийстве [106]. Взятая в целом, эта гипотеза вполне соответствует нашему врожденному стремлению следовать Нравственному Вселенскому Закону и не идет вразрез ни с нашими обычными представлениями, ни с научными теориями. На основании двух приведенных случаев, а именно: эгоистичного самоубийства, с одной стороны, и неэгоистичного, с другой, делается вывод, что результат однозначно плох, даже если посмертные состояния, зависящие от степени наказания, будут различны. Мне кажется, что делая такое заключение, автор не учел всех возможных случаев самоубийства. Я считаю, что в некоторых случаях самопожертвование не только оправдано, но даже желательно с моральной точки зрения и что, вероятно, последствия такого самопожертвования не могут быть отрицательными. Я приведу один случай, возможно, наиредчайший, но необязательно чисто теоретический по этой причине, ибо я знаю,по крайней мере, одного человека, представляющего для меня интерес, одолеваемого чувствами, аналогичными тем, о которых я собираюсь рассказать, и который будет весьма признателен за дополнительный свет, пролитый на эту весьма темную проблему (1).

Итак, представьте, что некий человек, назовем его М., пристрастился к длительным и глубоким размышлениям о волнующих его тайнах земного существования, о его целях и высшем предназначении человека. Чтобы разобраться в своих мыслях, он обращается к философским трудам — главным образом тем, в которых рассматривается великое учение Будды. В конечном итоге, он приходит к выводу, что первой и единственнойцелью существования должно быть служение людям; отсутствие такового свидетельствует о его бесполезности как мыслящего существа и что продолжая вести паразитический образ жизни, он попросту растрачивает доверенную ему энергию, которую он не имеет права так распылять. Он пытается приносить пользу, но, к сожалению, терпит неудачу. Что тогда ему делать? Напомню, что в данном случае мы не имеем дело с «необъятным морем бед» и страхом перед заслуженным земным наказанием за нарушение человеческих законов; фактически в таком самопожертвовании движущим мотивом не является моральная трусость. М. просто прекращает бесполезное существование, лишенное, следовательно, основной цели. Не является ли такой поступок правомерным? Или он тоже должен превратиться в привидение или пишачу , о которых во Фрагменте № 3 дается грозное предупреждение? (2)

Возможно, в следующем рождении М. будет обеспечен более благоприятными условиями и сможет лучше реализовать цель существования? Вряд ли он станет хуже, ибо помимо приобретения благородных побуждений уступить место более полезному человеку, он избегнет, в этом случае, морального разложения (3).

Но это еще не все. В своих рассуждениях я прихожу к тому, что М. не только бесполезный человек, но решительно вредный. Он обнаруживает, что к его неспособности делать добро добавляется неуемное стремление постоянно пытаться совершать добро. М. предпринимает попытку — он не был достоин называться человеком, если бы не поступил так — и обнаруживает, что его никчемность очень часто приводит к ошибкам, которые превращают возможное добро в весьма реальное зло; что по причине его характера, происхождения и образования огромное количество людей было вовлечено в последствия его безрассудного рвения и что весь мир в целом страдает больше от его присутствия, чем от отсутствия. Если, придя к таким результатам, М. попытается осуществить их логическое завершение, то есть будучи морально обязанным уменьшать зло, властвующее над мыслящими обитателями земли, он уничтожит себя и тем самым совершит единственный добрый поступок, на который он способен; я спрашиваю, расценивается ли такой акт преждевременной смерти как нравственное преступление? Я, например, определенно дал бы отрицательный ответ. Более того, я придерживаюсь мнения, поддающегося, разумеется, корректировке со стороны носителей высшего знания, что М. не только может быть оправдан за подобный поступок, но он был бы негодяем, если бы решительно и незамедлительно не положил конец своей жизни, не только бесполезной, но однозначно пагубной (4).

Возможно, М. ошибается, но если предположить, что он умирает, плененный успокоительной иллюзией, что смерть содержит все добро, а жизнь — все зло, на которое он способен, то не найдется ли в таком случае смягчающих обстоятельств, способных сильно повлиять на его участь и помочь предотвратить его падение в жуткую бездну, которой вы запугали своих читателей? (5)

1) «Вопрошающий» не является оккультистом, ибо он утверждает, что в некоторых случаях самоубийство «не только оправдано, но даже желательно с моральной точки зрения». Оно оправдано не более, чем убийство, каким бы желательным оно иногда ни казалось. Оккультист видит начало и конец вещей и учит, что индивид, который утверждает, что любой человек, при каких бы то ни было обстоятельствах, имеет право свести счеты со своей жизнью, повинен в преступлении и порождении пагубного софизма, как и нация, присваивающая себе право убивать на войне тысячи невинных людей под предлогом возмездия за зло, причиненное одному человеку. Все подобные рассуждения являются плодами авидьи , ошибочно принятой за философию и мудрость. Наш друг, безусловно, ошибается, думая, что автор «Фрагментов» пришел к таким выводам только потому, что не учел всех возможных случаев самоубийств. Результат до некоторой степени, конечно же, остается неизменным, и существует всего лишь один закон, или правило, для всех самоубийств. Но на основании того, что «посмертные состояния» варьируют ad infinitum , ошибочно делать заключение, что это различие состоит только в степени наказания . Если в каждом случае результатом будет необходимость дожить назначенный период сознательного существования, то мы не понимаем, откуда «Вопрошающий» взял идею, что «результат будет неизменно плохим». Последствия полны опасностей; но при некоторых самоубийствах существует надежда и во многих случаях даже вознаграждение,если жизнь была пожертвована для спасения других жизней, когда не было другого выхода . Пусть он прочитает параграф 7 на с. 313 в сентябрьском номере журнала «Theosophist» и поразмыслит. Конечно же, автор изложил проблему в общем виде. Для детального рассмотрения всех случаев самоубийств и их последствий понадобится целая полка томов из библиотеки Британского Музея, а не наши «Фрагменты».