Елена Блаватская - Напутствие бессмертным

2) Мы повторяем, что ни один человек не имеет права обрывать свою жизнь только потому, что она бесполезна. Так же, как и рассуждать о необходимости поощрения самоубийств для неизлечимых больных и калек, являющихся постоянным источником несчастий для их семей; или доказывать, что распространенный среди некоторых диких племен на островах Южного моря обычай убивать своих престарелых соплеменников с воинскими почестями, содержит нравственную красоту. Пример, выбранный «Вопрошающим», не совсем удачен. Существует огромная разница между человеком, который расстается с жизнью из-за полного отвращения к бесконечным неудачам при попытке совершить добро, из-за отчаяния от постоянной бесполезности или даже из боязни причинить вред своим товарищам, оставшись живым, и человеком, который добровольно отказывается от нее, чтобы спасти жизни тех, за кого он несет ответственность или кто ему дорог. Первый — полусумасшедший мизантроп, второй — герой и святой. Один устраняет свою жизнь, другой приносит ее в жертву человеколюбию и своему долгу. Капитан, который остается один на борту тонущего корабля; человек, уступающий более молодым и слабым свое место в лодке, которая не выдержит всех; врач, сестра милосердия и сиделка, которые неотлучно дежурят у постели больного, умирающего от заразной лихорадки; ученый, который сжигает себя в напряженной умственной работе и переутомлении, зная , что таким образом укорачивает свою жизнь, и все же день за днем и ночь за ночью продолжает сжигать свечу с двух концов, чтобы постичь некий великий космический закон, открытие которого будет огромным благом для человечества; мать, которая бросается на дикого зверя, угрожающего ее детям, чтобы закрыть их собой и дать им время убежать — это все не самоубийства . Импульс, который заставил их нарушить главный закон живой природы — закон сохранения — был прекрасен и благороден. И хотя все они будут вынуждены жить в камалоке в течение времени, отведенного для их земной жизни, тем не менее, они получили всеобщее признание, а добрая память о них сохранится среди живущих намного дольше. Мы все хотели бы при подобных обстоятельствах иметь мужество умереть таким же образом. Разумеется не так, как в случае, приведенном в качестве примера «Вопрошающим». Несмотря на его утверждение, что «нет никакой моральной трусости» в подобном самопожертвовании — мы называем это «моральной трусостью» и отказываемся считать это пожертвованием.

3) и 4) В большинстве случаев требуется больше мужества, чтобы продолжать жизнь, чем чтобы оборвать ее. Если «М.» чувствует, что он «абсолютно вреден», пусть удалится в джунгли, на необитаемый остров или что еще лучше — в пещеру или хижину недалеко от какого-нибудь большого города и затем, ведя жизнь отшельника, жизнь, исключающую любую возможность приносить страдания кому бы то ни было, работает каким-либо образом для бедных, голодающих, больных. Если он так поступит, никто не сможет «быть вовлечен в последствия его безрассудного рвения», в то время как если у него есть хоть малейший талант, он может приносить пользу многим людям нехитрым ремеслом, в полной изоляции и тишине, доступных в этих условиях. Все, что угодно, даже насмешливая кличка « чокнутый филантроп», только не самоубийство , самый жалкий и трусливый из всех поступков, если только fеlо de se ни прибег к нему в припадке безумия.

5) «Вопрошающий» интересуется, превратится ли его «М.» тоже в привидение или пишачу ! Судя по описанию характера, сделанного его другом, мы склонны думать, что из всех самоубийц он самый верный кандидат в спиритическое привидение . Он, возможно, лишен «нравственных пороков». Но поскольку его терзает «неуемное стремление постоянно пытаться совершать добро», здесь, на земле, то почему бы этому злосчастному стремлению (злосчастному по причине неизменных неудач) не продолжиться в камалоке ? «Безрассудное рвение» наверняка приведет его к различным медиумам. Привлеченный сильным магнетизмом желаний сенсетивов и спиритуалистов, «М.» будет, вероятно, «морально обязанным уменьшать зло, которому эти чувствительные существа (медиумы и легковеры) подвержены на земле», и еще раз погубит не только себя, но и своих «духовных родственников» — медиумов.

«Вопрошающий» добавляет также следующее утверждение: «Я твердо уверен, что неизлечимый инвалид, который не в силах творить добро в этом мире, не имеет права на существование…», на что Е. П. Блаватская дает ответ.

И это утверждение — за очень очень редким исключением — будет энергично отвергнуто каждым оккультистом, спиритуалистом и философом на совершенно противоположном выдвигаемому христианами основании. В «безбожном» буддизме самоубийство считается омерзительным и бессмысленным, ибо никто не может избежать повторного рождения, лишив себя жизни.

Статьи, напечатанные в Вашем журнале под заголовком «Является ли самоубийство преступлением?», побудили меня задаться вопросом: «Является ли преступлением аборт?» Нет, лично я не имею серьезных оснований сомневаться в противозаконности такого акта; но в Соединенных Штатах эта традиция приняла такие масштабы, что лишь сравнительно немногие усматривают в ней зло. Широко рекламируются и продаются предназначенные для этих целей медикаменты; в «респектабельных семьях» ежегодно делается эта процедура, а домашний врач, который осмелится отказаться ее проводить, будет незамедлительно уволен, и на его место примут более покладистого.

Я разговаривал с врачами, которые при совершении операции по удалению эмбриона испытывают не больше угрызений совести, чем при назначении слабительного. С другой стороны, через православные каналы распространяются брошюры, в которых осуждается такая практика. Но они, как правило, не оказывают должного воздействия на сознание среднего читателя из-за абсурдно большого количества описанных там «ужасных последствий».

Нужно признать, что существуют определенные обстоятельства, при которых самым лучшим и для будущего ребенка, и для всего общества в целом было бы предотвратить его рождение. Например, в случае, когда мать искренне желает избавиться от плода, ее желание, вероятно, повлияет на формирование характера ребенка и со временем превратит его в убийцу, уголовника или существо, которому «лучше бы никогда не появляться на свет».

Но если аборты оправданны, тогда не будет ли разумнее убивать ребенка сразу же после рождения, ибо это поможет матери избежать опасности? И если позволительно убивать детей до или после рождения, то напрашивается следующий вопрос: «В каком возрасте и при каких обстоятельствах законно такое убийство?»