Елена Блаватская - Напутствие бессмертным

История любит повторяться. Сперджен насмехается над чудесами Павла; а мы советуем беспристрастному читателю раздобыть номер «Агностического журнала» за 13 апреля и прочесть в нем статью Саладина «Наобум», посвященную этому популярному проповеднику. Пусть они прочтут ее, если хотят узнать, почему в этой стране религиозное чувство иссякает день ото дня и что с таким успехом убивает его в христианских душах . Почитание подменяется повышенной эмоциональностью. Армия Спасения, прославляющая Христа «из последней силы фантазии», да «шапито» Сперджена, выдаваемое им за Скинию, — вот и все, что осталось от Нагорной проповеди в этой христианской стране. Распятие и Голгофа изображаются исключительно в виде странного сочетания адского пламени с «кукольным театром», чем как раз и является религия м-ра Сперджена. И можно ли удивляться, с учетом всего вышесказанного, резкости следующих строк Саладина?

…Если Эдвард Ирвинг был истовым мистиком и темпераментным Илией, то Чарльз Сперджен — насмешливый и экзотерический Гримальди. Едва вернувшись из Ментоны, где он лечился от подагры, Сперджен председательствовал на ежегодном собрании столичной епархии Церкви Скинии. В самом начале заседания, когда присутствующие собрались молиться, он сказал: «Сейчас холодная ночь, и, если кто-то собирается молиться слишком долго, он рискует замерзнуть насмерть. (Смех.) Однажды, когда Павел читал очень долгую проповедь, один молодой человек вывалился из окна и разбился. Я же — не Павел, и, если кто-то из вас замерзнет, я уже не смогу его воскресить, так что, пожалуйста, не делайте так, чтобы нам тоже потребовалось чудо, потому что я вряд ли смогу его совершить». (Смех.)

Если бы такой шутник жил в Палестине во времена «благого Господа», именем которого он получает сейчас свои доходы, то, пожалуй, мог бы шутя ткнуть этого «благого Господа» кулаком под ребро и спросить: «Ну как поживаешь, парень из Назарета?» И тогда у нас были бы Иуда, прозванный Искариотом, с ящиком для денег, и Чарльз, прозываемый Спердженом, в колпаке с бубенчиками.

Я несерьезно отношусь к галилейским сказочкам, потому что для меня это просто сказочки; но для м-ра Сперджена это самое настоящее «слово Божье», и не пристало ему относиться к ним с такой же легкостью даже для того, чтобы повеселить священное собрание средних умов своей церкви. Я порекомендовал бы м-ру Сперджену обратить свое благочестивое внимание на одну мысль, высказанную Цицероном в «De Legibus»: «De sacris autem haec sit una sententia, ut conserventur» . [110]А поскольку м-р Сперджен всю свою жизнь провел в молитвах и потому у него вряд ли было время изучить какой-либо язык, помимо богатого и образного языка английских прачек, то я могу перевести для него значение этих слов: « Нам всем необходимо сойтись в одном мнении — священные вещи должны всегда оставаться священными ». («Агностический журнал», 13 апреля.)

Аминь — от всей души говорим мы в ответ на этот полезный совет. «Но он макает свое перо не в чернила, а в богохульную желчь!» — слышим мы голос священника, не так давно высказавшего свое мнение о «Саладине». «Да, — отвечаем мы, — но его перо — алмаз, а желчь его иронии чиста как кристалл и свободна от всех посторонних желаний, ибо преследует одну единственную цель — говорить правду и судить по совести». Учитывая живучесть «закона о богохульстве» и странную особенность законов этой страны объявлять любое суждение тем более клеветническим , чем больше в нем правды, и принимая во внимание более чем реальную возможность финансового разорения, коим применение этих законов грозит, по крайней мере одной из сторон, мы можем заключить, что в высказывании истины pro bono publico гораздо больше героизма и мужественного самопожертвования, чем в потакании общественным пристрастиям. За исключением, пожалуй, одного только смелого и откровенного редактора «Pall Mall Gazette», в Англии нет человека, которого мы так уважали бы за благородное бесстрашие, как уважаем «Саладина», а в искрометном остроумии ему просто нет равных.

Но в наши дни мир судит обо всем исключительно по внешнему виду. Мотивы не принимаются в расчет, а нынешний материализм имеет тенденцию априорно осуждать все, что идет вразрез с внешними приличиями и закостенелыми представлениями. О людях, идеях и целых народах судят на основании сложившихся предубеждений, а тлетворные эманации современной цивилизации убивают все доброе и истинное. Как подметил св. Георгий, дикие народы быстро исчезают, «уничтожаемые одним лишь соприкосновением с цивилизованным человеком». Без сомнения, индусам и даже зулусам послужит большим утешением мысль о том, что их уцелевшие собратья умрут (благодаря усилиям миссионеров) лингвистами и учеными, если только не христианами. Один теософ — выходец из семьи колонистов, уроженец Африки — рассказал нам как-то о зулусе, который предложил ему взять его к себе в услужение. Этот кафр был выпускником колледжа, знал латынь, греческий, иврит и английский. Выяснилось, однако, что при всех этих достижениях он скверно готовит и плохо чистит ботинки, и джентльмен вынужден был уволить беднягу, чем, возможно, обрек его на голод . Все это должно вызвать заслуженную гордость европейца. Но, как говорит тот же цитируемый нами автор, «европейцы забывают, что Африка быстро становится мусульманской и что ислам напоминает в своем монолитном единстве гранитную глыбу, бросающую вызов волнам и ветру и с успехом отражающую все европейские идеи, которые пока не могут причинить ей сколько-нибудь серьезного вреда». Так что Европа может в один прекрасный день проснуться мусульманской, если не «в порабощении» у «язычника-китайца». Но когда все « низшие расы» окончательно вымрут, кто или что займет их место в цикле, который придет на смену нашему?

Есть немало людей, которые, обладая довольно поверхностными знаниями о древней истории (да и о современной тоже), с пренебрежением и насмешкой отзываются обо всех достижениях древности. Читая о языческом жречестве, мы всякий раз сталкиваемся с напоминаниями о том, что они «возводили высокомерные башни» вместо того, чтобы «просвещать несчастных дикарей». Вавилонских магов все время сравнивают с «бедными патагонцами» и другими христианскими миссиями, и это сравнение неизбежно оказывается не в пользу первых. На это мы можем ответить, что если древние воздвигали «высокомерные башни», то и наши современники продолжают делать то же самое. Взгляните хотя бы на нынешнее парижское безумие — Эйфелеву башню. Никто не может сказать точно, сколько человеческих жизней погубили эти древние башни; но известно, что Эйфелева башня в самый первый год своего существования унесла уже свыше сотни жизней строителей, и строительство ее до сих пор не закончено. К тому же, если сравнить эту башню с Вавилонской по степени полезности, то пальму первенства по праву придется присудить древнему зиккурату — Планетарной Башне Храма Нэбо [111]в Борсипе. Между «высокомерной башней», посвященной национальному Богу Мудрости, и другой «высокомерной башней», призванной привлекать зевак, все-таки есть некоторая разница; и последнюю никак нельзя ставить на одну доску с первой, если только не считать, что даже современная глупость стоит выше древней мудрости. Более того, современная астрогнозия [112]обязана своим прогрессом халдейской астролатрии [113]; а астрономические вычисления магов легли в основу нашей нынешней математической астрономии и помогли нашим исследователям сделать многие важные открытия. Что же касается миссий — в Патагонию или Аннам, в Африку или Азию, то у любого непредубежденного человека до сих пор вызывает затруднения ответ на вопрос, являются ли они благом или злом, посылаемым Европой в подарок «несчастным дикарям». Мы тоже не уверены в том, что следует считать наибольшим благом для «невежественных» язычников: позволить им и дальше оставаться предоставленными исключительно самим себе или же навязчиво приобщать их (ценою отступничества от своих прежних верований) к таким благам цивилизации, как ром, виски и разнообразные болезни, которые, как правило, приходят следом за европейскими миссионерами. Что бы там ни говорили любители софистики, но умеренно порядочный, даже по меркам собственной культуры, язычник гораздо ближе к Царствию Небесному, нежели лживый, жуликоватый и беспринципный христианский новообращенный. И коль скоро его уверили в том, что его одежды (то есть преступления) омыты кровью Иисуса и что Бог более радуется «одному раскаявшемуся грешнику», нежели 99 безгрешным святым, то ни он, ни мы не видим причин, почему он должен отказываться от подвернувшейся ему возможности.