Мария-Луиза фон Франц - О снах и о смерти

Что касается контакта с твоим братом, я бы добавил, что это кажется возможным только до тех пор, пока сохраняется чувство присутствия мёртвого. Но с этим не нужно экспериментировать, т. к. оно грозит дезинтеграцией сознания. Чтобы сохранять себя в безопасности, необходимо довольствоваться этим спонтанным опытом. Если же экспериментировать с этим опытом, контакт может становиться всё более и более нелепым [15] или же может произойти опасная диссоциация сознания. Все признаки указывают здесь на то, что твоё общение с братом является подлинным опытом, который не может быть «психологизирован». Психологическим вторжением в этом опыте является только озеро и муравейник. Очевидно, оно касалось момента, когда крайне трудный с обеих сторон контакт между двумя формами существования больше не мог сохраняться.

Существуют некоторые наблюдения, которые показывают, что мёртвый может вплести себя в, так сказать, физиологию или симпатическую нервную систему живого человека.[16]

Образ перегретой печи из моего сна представляет собой психологическую защиту от такой возможности вторжения мёртвого. В любом случае следует подчеркнуть, что мир живых и мир мёртвых не должны соприкасаться слишком тесно, т. к. они в некоторой степени представляют друг для друга опасность. По всей видимости, эмоциональная сфера психики претерпевает особенно сильные изменения в загробном мире.

Вероятно, эго человека, находящегося в коме, теряет не только связь с грубой материей тела, но и с эмоциональной сферой аффектов, желаний и страхов. Юнг воспринимал это, прежде всего, как утрату чего-то важного. Другие люди, которые переживали подобный опыт, также отмечали в этом состоянии одиночество. Один из них замечал: «Это было чувство удивительного одиночества, полной изоляции. Я знал, что был совершенно один, в полном уединении».[17] Другой говорил:

«Всё это время я был один, как будто я был гостем или посетителем, прибывшим из другого места. Как будто все связи были оборваны. Там не было любви или чего-то ещё. Всё было довольно механистичным. На самом деле, я сам толком не могу это понять».[18]

Юнг точно так же упоминает странное ощущение угасания человеческой теплоты в загробном мире, где кажутся возможными только объективные отношения.

В целом, эмоциональные связи представляют для человека огромную значимость. Но они также содержат проекции, и очень важно сбросить их, чтобы соединиться с собой и объективной действительностью. Эмоциональные отношения — это отношения желаний, омрачённые принуждениями и ограничениями; нечто, что ожидается от другого человека и делает нас несвободными. Объективное познание скрыто за очарованием эмоциональных отношений; кажется, оно является их главной тайной. А подлинная конъюнкция возможна только через объективное познание.[19]

Неуверенность, которая возникает у переживших этот опыт людей насчет того, чем в нём является их эго и сознание, а также какова их способность к трансформации, имеет долгую историю. Большинство приближенных к природе народов верили, что у человека не одна, а несколько душ, которые отделяются от его тела после смерти, иногда полностью и окончательно.[20] То, что этнологи обычно называют душой, — это эго-душа или свободная душа. Она считается центром мышления, живёт в голове или в сердце и переживает смерть, продолжая существовать в загробном мире.[21] (В представленном мной материале этой душе соответствует отношение эго «к бытию света» Самости или очищенное эго.) Другая душа представляет собой «душу-образ», и она является своего рода зеркальной душой. По всей видимости, она также представляет Тень человека и активизируется во сне и видениях, т. е. в бессознательном состоянии. (Согласно верованиям некоторых народов, она находится за пределами индивидуума в течение его жизни, как куст или внешняя душа, объект или контейнер.) Эта душа также продолжает существовать после смерти как призрак. В контексте данной книги она соответствует египетской ba, которая обычно появляется после смерти.

Многочисленные племена, также приближенные к природе, упоминали ещё один тип души, «витальную душу» или «душу-дыхание». Это жизненная сила организма, она более материальна, чем «душа-образ». По мнению некоторых племён, она также продолжает своё существование после смерти, но в другом месте, часто упоминаемом как подземный мир. Согласно мнению других племён, она умирает вместе с телом.[22] Конечно, здесь нужно сохранять большую осторожность при использовании термина «душа». Он не связан с распространёнными в нашей культуре пониманиями этого слова. Относящиеся к этому слову образы также варьируют и интерферируют друг с другом. (Например, в Египте «свободная душа» в большей степени будет относиться к bа, тогда как теневая или зеркальная «душа-образ» будет соответствовать ka.) «Витальная душа» или «душа-дыхание» в нашем контексте соответствует Б-сознанию или маленькому человечку из видения шведского пациента. Несмотря на то, что многие народы верят в существование у человека четырёх, пяти или даже более (до тринадцати) душ [23], наиболее распространённым является выделение двух. Как правило, одна из них одухотворена и свободна (не вполне воплощена), а другая больше принадлежит физическому телу.

Однако с точки зрения глубинной психологии, оба аспекта души являются двумя сторонами единой психической целостности, Самости. Эта целостность, божественный центр в человеке, имеет два аспекта, один из которых представляет исключительную и вечную духовность, а другой относится к физической материи тела. Чтобы искупить последнюю и соединить её с вечной частью души, согласно алхимикам, необходимы усилия человека. Только с их помощью можно достичь конечной целостности. С этой точки зрения, воскресение представляет собой именно такой союз двух аспектов Самости — брак со смертью. Алхимик тринадцатого века, Петрус Бонус описывал этот союз следующим образом:

В процессе конъюнкции тело полностью обретает духовную природу, как и душа. Душа и тело становятся одним, как будто одни воды смешиваются с другими, между ними исчезают различия. В вечности достигается неделимое единство души, тела и духа.[24]

Очень близкую параллель этой идеи двойственности, которая нуждается в преодолении, можно найти в даосской алхимии. В целом, китайцы полагали, что когда человек умирает, происходит первое разделение души на две части, в процессе которого телесная часть души (p'o) опускается вниз, а духовная (bun) — поднимается вверх. P'o (Б-сознание Гиди) растворяется, но не исчезает, а продолжает существовать как сила или готовность к новому превращению в «душу земли» или душу коллективного бессознательного, выражаясь психологическим языком. С другой стороны, в bun обретается духовное сознание. Однако без тела эта часть души отличается тенденцией к постепенному исчезновению, если человек не был сосредоточен на будущем в процессе его земной жизни и если он не создал вокруг себя тонкое тело, состоящее из его мыслей и поступков (вновь символизм плодов!). Это тонкое тело затем поддерживает и защищает от диссоциации bun. С другой стороны, тот, кто не построил для себя такое духовное тело, попадает в зависимость от культа предков среди живых родственников. Он ищет возможность продолжения существования через новое воплощение среди них.