Анатолий Борзов - Тайные Знания

Еще раз спросим — кто и почему поместил в эту голову тайные знания? Случаются порой досадные недоразумения — оперативник об этом знал. Головенку выбрали, думал он, неспроста, с хитростью выбирали. Кто покусится на голову, которую и головой назвать сложно? Вот оно! Здесь половина секрета заложена! Никому нет дела. Подобная головенка, даже не старый резиновый мяч, пнуть который нет охоты — перепачкаешься только. И пытать обормота себе дороже — дурень не представляет, кто поместил в голову тайные знания. Вероятно, проделали без его участия. Даст он ему пару тумаков для острастки, чтобы мозги встряхнуть — они у него пылью заросли.

Вот так задача! Как хочешь — так и решай! Смотри — не смотри! Под каким угодно углом. Куда же мне его шлепнуть? — думал оперативник. Какое место выбрать? В лоб или по затылку? Голова-то круглая — соскользнет кулак и попадет в глаз. Либо в ухо попадет — скажут, нарушения прав человека. Прежде лупи себе в удовольствие — никаких ограничений, никаких прав человека. А прошло-то всего на всего ничего. И уже демократия шагает по планете.

— Так как его звали? — зашел с другой стороны оперативник.

— Как звали? Забыл. Сейчас вспомню. Живет в Небадоне, — ответил злодей.

— Где?

— Небадоне.

— Улица что ли?

— А мне откуда знать? Может, и улица, а может, и город. Михаил Небадонский — во! Вспомнил! Говорил, уже бывал здесь прежде.

— Чего еще говорил?

— Глупость какую-то — чего его слушать? Если всякий раз слушать, о чем говорят… я говорит, покидаю вас ненадолго. Многие желали меня сопровождать, однако вам туда нельзя.

— Куда — туда? — уточнил оперативник.

— Откуда мне знать! Он не сказал. Говорит, мол, вам туда нельзя и все. Опыт ему нужен. А уже после возвращения, говорит, займу место среди вас. Михаил Небадонский. На блаженного похож.

— Блаженного? — переспросил оперативник. — А какие блаженные? Ну там… признаки, что бросаются в глаза?

— В том-то и дело, что ничего в глаза не бросается. Ясной утренней звезды.

— Чего?

— Утренней звезды, — повторил злодей, — администратор во вселенной Гавриил. А может, и не Гавриил, может, Эммануил. Говорит, после отбытия сообщение послал, чтобы не волновались. Либо, чтобы внести ясность. Если сообщение было, нужно искать.

— Михаил Небадонский?

— Исчез совершенно из нашего мира, так же как и появился. Я с батюшкой говорил бывшим. У него даже приход свой был. А потом что-то у него случилось, вроде конфликта с администрацией. И его уволили. А может, он и сам уволился. Сказал, был такой. Много лет назад. Ужасно похожий на Мелхиседека. Он любит нас, понимает, прежде был одним из нас — великая тайна.

— Не врешь? — спросил оперативник. — Говорить — одно. А как бумагу написать, получатся уже другое — не отвертишься. Тайна? Какая же это тайна, если твой Михаил был среди нас? Или он притворялся?

— Чего ему притворяться? У него миссия. И послание оставил. Послание-то куда делось?

— Какое еще послание? Где его смотреть? В архиве что ли?

— А хоть бы и в архиве! У него мандат был.

— Что же ты молчал! — рассердился оперативник, — мандат многое меняет. Мандат — уже иная картина получается. Михаил Небадонский?

— Да. Получается, Михаил Небадонский.

Вот тебе и головенка в шишках! Кулаком хотел с размаха в ухо заехать. А если бы заехал? Михаил Небадонский с этим… ясной утренней звезды администратором вселенной Гавриилом.

— Здесь распишись, — объяснил оперативник, — и здесь. Ты теперь особо важный источник. И не пей сразу! Узнаю, что напился, разобью башку! Слышишь! И пиджак себе купи. Не жадничай, обязательно купи. Вдруг мне тебя предъявить придется. Без пиджака нельзя. Понял?

Оперативника звали Алексей Матвеевич Груздь. Он был оперативником всю свою сознательную жизнь — очень ценный кадр, профессионал своего дела. И ему было плевать, какую власть защищать. Главное, чтобы доверили ловить врагов. Он спал и видел — кругом одни враги! Иначе нельзя, иначе не стать ему профессионалом. И вот Груздь отправился к другому профессионалу — Григорию Петровичу, занимающему в сложной иерархии иное — более высокое место. И кабинет у него был на третьем этаже. Помещение размером в тридцать квадратных метров, если не дом родной, где также вполне комфортно и не дует.

Григорий Петрович пожил в этом мире достаточно, чтобы представлять, что в нем творится. Другой живет и не представляет, рисует в своем воображение картинки обманчивые, тем и счастлив. Григорий Петрович не считал себя счастливым — не хватало еще одного разочарования. Профессионалом он был не менее знатным, нежели его коллега — Груздь как раз взбирался по лестнице. Направлялся в кабинет к своему начальнику с докладом. А могло быть наоборот! Могло случиться, что Григорий Петрович взбирался бы по лестнице в кабинет Алексея Матвеевича. Не случилось.

Григорий Петрович выглядит неплохо, а мог бы выглядеть еще лучше. Годы, а еще нервная система — она, к сожалению, расшатана. Кто только не приложил к этому руку! Даже родственники приложили. Сын — балбес, дочурка, которая замуж не желает, супруга, не научившаяся варить борщ, прочая родня — все приложили руку. Тот же Груздь не желает угомониться — врагов ищет с утра до вечера. Он их и ночью ищет. Интересно — где? Где можно искать ночью врагов? Если только под одеялом? Во что превратился, бедняга! Вроде, должно быть наоборот. Отпусти себе живот — для статуса и чтобы было чем заняться. Не желает! С утра, докладывают, делает до тридцати приседаний на пустой желудок. А вечерами может сидеть в позе лотоса, хотя места в доме хватает. Утверждает, что подобным образом мобилизует дополнительные резервы организма.

— Коньяк будешь? — спрашивает Григорий Петрович коллегу. Напрасно спрашивает. За все совместно проведенные годы Алексей Матвеевич выпил трижды. Когда давали капитана, майора и подполковника. Теперь, вероятно, придется ждать, когда дадут генерала. А если не дадут?

— Михаил Небадонский, — говорит Груздь, — личный номер шестьсот одиннадцать сто двадцать три, один из участников создания нашей вселенной. Если не ошибаюсь… около четырех миллиардов лет тому назад.

— Ух, ты! Михаил Небадонский! Сколько же ему лет? — уточнил Григорий Петрович и зевнул.

— Шутить изволишь? — мрачно произнес Алексей Матвеевич, — мне не до шуток. Вот здесь болит. Что у нас здесь? Желудок или сердце?

— Не бережешь ты себя, Леша, — говорит Григорий Петрович, — выпил бы коньяку. В самом деле, не убудет с тебя. Работаешь круглыми сутками, нет, чтобы пивка выпить. Понимаю — не пьешь. Коньяка выпей! Михаил Небадонский, и что с того? Который уже по счету? Ты его по учетам проверял? Не сумасшедший? Каждый второй у нас сумасшедший — я отчеты смотрел. Нас здесь двое сидит. Значит, кто-то один из нас сумасшедший. Вот только кто? Ты или я? Властелин. Да какой он властелин! Желудок он везде, Леша. В нашем чреве кишок — десятки метров. А кто в них ползает — какая сволочь — никто не знает! Сердце тоже плохо. Они что думают? Они думают, мы бессердечные. Может, оно, конечно, и так, в смысле, держим постоянно себя в узде. Иначе ступай в школе преподавай, рассказывай детям о мирах космических.