Энтони Борджиа - Больше о жизни в мире невидимом

«Да, очень. Я сыграла ему на органе скерцо, которое вы написали для меня, и вы знаете, эта сфера – он был просто в восторге от нее, и у него было много вопросов. Это была одна из причин нашего визита, помимо нашего желания познакомить его с вами. Он не подозревает – по крайней мере, я так полагаю – кто вы, хотя монсеньор предупредил, чтобы он готовился к сюрпризам. Один из них он уже получил, увидев здесь этих животных. Я уверен, он не знает и того, кем является Франц-Йозеф».

«Ну, что же, милочка, мы несколько изменились с тех пор, как оказались здесь». Роджер забавлялся с пумой и птичкой, не обращая внимания на нашу беседу.

Через некоторое время Рут позвала его. «Роджер, дорогой, – спросила она, – ты помнишь пьесу, которую я вам сыграла в церкви? Петр написал для меня еще одну».

Роджер присоединился к нам за столом и начал переводить внимательный взгляд с Петра Ильича на бюст, стоявший на тумбочке и изображавший мужчину средних лет с аккуратно подстриженной бородой. Петра позабавила такая явная попытка сравнения.

«Чувствуешь сходство, Роджер? – спросил Петр. – Ты совершенно прав. Так я выглядел на Земле. Я держу здесь этот бюст не из тщеславия, а лишь потому, что это прекрасная работа».

Скульптура действительно была произведением искусства.

«Это сделал человек, который меня знал, – продолжил Петр. – Как ты думаешь, Роджер, я стал лучше выглядеть?»

«Господи, вы ставите меня в неловкое положение, – растерялся Роджер. – Если я скажу, что да, то это значит, было, что улучшать, а если нет, то… о Господи!»

Юноша пришел в полное замешательство, и все мы, включая Петра, дружно посмеялись над его смущением. Конечно же, Петр был сейчас в расцвете лет и так же, как Франц, внешне выглядел совсем молодым.

Роджер не мог удержаться от искушения спросить Петра, что содержалось в толстых томах, стоявших на полках, и он попросил извинения за свое любопытство. Тому, кто был незнаком с оркестровыми партитурами, манускрипты могли показаться необычными по размеру. Роджеру объяснили, что это работы нашего хозяина, и он поразился их огромному количеству.

«В этом нет ничего удивительного, друг мой, ответил Петр. – Я здесь уже довольно долго, и я не терял времени даром. Очень смешно слышать, когда на Земле перед концертом по радио объявляют, что это последнее произведение такого-то и такого-то. Последнее произведение. Конечно, понятно, что имеется в виду, и все же это кажется забавным, особенно, когда смотришь на эти полки. Наверное, все уверены в том, что покинув Землю, мы перестаем сочинять музыку».

Я поспешил заверить его, что это так.

«Поэтому нам и воздвигают памятники и монументы, дружище, – сказал Франц- Йозеф. Они считают, что с нами покончено. И они совершенно уверены в том, что знают, о чем мы думали, когда писали ту или иную пьесу, большую или маленькую. А если бы мы назвали им простую причину – спастись от голода – то им бы это не понравилось. Это не достаточно романтично. Ах, это жизнь! А что вы скажете, друзья мои?»

Стоит ли говорить, что мы были полностью с ним согласны!

«А теперь, Петр, – добавил Франц-Йозеф, – сыграй свою пьесу, я с удовольствием послушаю ее еще раз».

Петр подошел к большому пианино, стоявшему в углу – это был великолепный инструмент – и начал играть. Не буду пытаться совершить невозможное, описывая то, что он играл. Рассказывать о музыкальном произведении словами – бесполезное и бесплодное занятие, потому что читателю это не говорит абсолютно ни о чем. Самое большее, что можно сделать, это описать некоторые технические детали, которые тоже мало о чем говорят. Достаточно будет сказать, что музыка передавала в общих чертах игру двух животных – птицы и пумы, их забавное представление, которое мы наблюдали дома у Сияющего Крыла. Музыка то нарастала, то стихала, имитируя то, что происходило между двумя животными, их внезапные повороты и трюки. Больше этого словами передать невозможно, разве что добавить, что это было скерцо, как и можно предположить по характеру

«программы».

Когда пьеса закончилась, Рут выразила свое восхищение, и все мы дружно ее поддержали, особенно Франц, который искренне отдал должное своему коллеге.

«А как насчет оркестровой аранжировки? – спросила Рут – Когда мы сможем ее услышать?»

«Очень скоро, я надеюсь, – ответил Петр. – Она войдет в программу вместе с другими произведениями. Мне сообщить вам, когда это будет?»

«Да, пожалуйста».

Пока играла музыка, Роджер стоял спиной к полкам, но теперь он повернулся и читал названия манускриптов. Мы с Рут присоединились к нему, чувствуя, что в любую минуту он может сделать интересное открытие.

Партитуры были аккуратно расставлены по роду музыки – это были произведения, которые Петр написал на Земле. Роджер проводил по ним пальцем, читая названия. Когда он добрался до Симфонии №6, Петр заметил: «Эту вещь всегда объявляют как последнее произведение композитора. Это демаркационная линия, Роджер, между тем, что я написал на Земле, и тем, что я создал после этого».

Было совершенно очевидно, что второе по объему значительно превышает первое.

«И все же это почти ничего, – продолжил он. И то же можно сказать обо всех нас. Возьмите Франца-Йозефа. Он написал бесчисленное множество произведений. Их количество уже исчисляется четырехзначной цифрой, Роджер, и если бы мы не обладали феноменальной памятью, мы запутались бы, сколько в действительности мы сочинили».

«А где легче сочинять музыку?» – спросил Роджер.

«О, конечно же, здесь, без всякого сомнения. Учти, что мы свободны от всего, что так часто нам мешало. Франц-Йозеф упомянул недоедание. Можешь назвать это настоящим голодом. Иными словами, забота об удовлетворении физических потребностей. Здесь мы от нее избавлены. Равнодушие публики – слава Богу, здесь этого нет. Трудность донести свои работы до слушателя и получить признание – здесь это не проблема. У нас есть чудесное жилье – например, этот домик. Франц тоже живет в очаровательном доме, где он счастливо проводит день за днем, а день здесь очень длинный, как ты, Роджер, я надеюсь, уже заметил. Что здесь еще хорошего?»

«Нет музыкальных критиков, – ухмыльнулся Франц-Йозеф, – хотя мне, к счастью, не довелось страдать от этих странных людишек. Не подумайте, что моя музыка была настолько идеальна, просто я жил в то время, когда музыкальная критика еще не являлась темой разговора для каждого невежды, считающего, что он что- то понимает в музыке. Сейчас, как я понимаю, это вошло в обычай на Земле. Ваша страна была очень благосклонна ко мне, друзья мои», – добавил он, обращаясь к нам.

«И ко мне тоже, – сказал Петр. – Хотя все они считают нас мертвыми. Только подумай, Франц, какую бы сенсацию мы произвели, если бы со всеми остальными взошли на какую-нибудь концертную площадку на Земле, один за другим или держась за руки. Какой бы это вызвало переполох! Подумай, сколько денег мы бы заработали, и сколько бы заработали на нас».