Евгений Колюжный - Славянские боги и ритуалы

Новобрачных никогда не должно класть спать в жилом помещении, а непременно отводить пустое и нетопленое помещение, не обращая внимания ни на какой холод и сырость.

Самый же сенник приготовляли следующим образом. Ставили по четырем стенам иконы. В головах постели, над дверьми, вешали по воздвизательному кресту; по всем четырем углам втыкали по стреле, за них по соболю, или по кунице, или по калачу, а на лавках по углам ставили по оловянному сосуду с медом. Самую же постель стлали на двадцать одном ржаном снопе. Когда же подавали на стол последнее кушание, то есть жаркое, то дружка, обернув блюдо с жарким, калачом и солонкою, относил все это в сенник, приготовленный для молодых, и ставил там свою ношу у самого изголовья постели, предназначенной для брачного ложа молодоженов.

Когда же наступало время для почивания, то посаженый отец, проводив молодых до указанного выше ложа, в дверях сенника сдавал с рук на руки новобрачную ее мужу и при этом говорил соответствующую случаю увещательную и назидательную речь, главным основанием которой было отеческое наставление новобрачному о том, как надлежит ему относиться к молодой жене и как последнюю нужно держать в пределах узаконенных и укоренившихся порядков и обычаев русского народа.

Со своей стороны, невеста, в знак покорности своему будущему мужу, обязана была собственноручно разуть жениха, причем последний (к этому времени) должен был положить в правый сапог деньги, а в левый – плеть. Если невеста, разувая жениха, бралась вначале за левую ногу, то жених тотчас же, вынув плеть, ударял ею невесту; если же невеста сразу бралась за правую ногу – то получала от жениха положенные в сапог деньги.

Когда молодые подходили к постели, жена тысяцкого, надевая на себя две шубы – одну как должно, а другую навыворот, опять осыпала новобрачных «осыпалом», то есть деньгами, хмелем и зернистым хлебом, и кормила их уж в постели.

Наутро приходили те же лица, что накануне участвовали в описанном выше свадебном обряде, и, сняв с молодых одеяло, свидетельствовали о невинности новобрачной. Потом водили молодых в мыльню, по выходе из которой их кормили кашей, после чего молодая наделяла пришедших гостей разными дарами и овощами.

Когда молодой на другой день после брака бывал в мыльне, то теща присылала ему все платье, то есть все, что необходимо для того, чтобы из мыльни можно было бы выйти прилично одетому и отправиться прямо в покои, где ожидали молодых вновь собравшиеся пировать веселые гости.

На следующий день после свадьбы, если невеста после брачной ночи оказывалась не сохранившей девственности, матери новобрачной подносили напиток в стакане с отверстием на донышке, которое дружка (то есть шафер) зажимал пальцем или чем-нибудь затыкал, и в тот момент, когда мать молодой брала стакан в руки, дружка быстро отнимал от отверстия палец или затычку, и из стакана на землю или на пол выливалось содержимое. В глазах всех присутствующих это было бессловесным подтверждением порочности новобрачной.

Во время венчания в церкви молодым постилали камку или какую-либо другую материю, а сверх нее растилали меха соболей или куниц или любые другие меха.

Во время брачного торжества, когда молодой должен был вести свою невесту к назначенному месту, ему следовало крепко (конечно, не сжимая) держать ее за руку и не отпускать последней, так как в противном случае им обоим грозила страшная неприятность: между ними никогда и ни в чем не было бы согласия.

Свадебные сбережения

Знали, ведали в старину мудрые люди: веселую свадьбу в любой момент кто-то может «испортить», «изуро-чить», «обпризорить» и т. п. Много бед могут натворить злые чары и недобрый взгляд завистника и недоброжелателя! Особенно в такой важный момент. Это может иметь роковые последствия на долгие годы и для жениха («князя молодого»), и для невесты («княгини молодой»), и для всего «княжьего полку» (родственников и друзей новобрачных).

Очень боялись наши предки свадебной порчи. Неспроста звали непременно на свадьбу местного знахаря или колдуна, всячески ублажали его, чтобы и сам он не причинил вреда, и помог оградить свадебный поезд от всякой напасти. Приглашенный знахарь совершал особый, сложный обряд «свадебной порухи». Существовали и специальные заговоры (обереги) – их произносил тот же знахарь или дружка, назначенный сторожем свадьбы.

Заговор при проводах жениха

Покорюсь, помолюсь сей день, сей час, утром рано, вечером поздно! Благослови меня, Пресвятая Мати Богородица, Егорий храбрый, со князем, со тысяцким, со большими боярами, со свахой, с дружкой, и с подружкой ко княгине ехати, княгиню получити, с княгиней в Божию церковь доехати, закон Божий приняти! Стану, благословлюсь, пойду, перекрещусь на восточную сторону, благослови меня, Михаиле Архангел, дай нам пути-дороги.

Заговор при проводах невесты

Когда невеста, покрытая фатою или платком, садится в повозку со свахою, дружка, отвечающий за благополучное окончание свадьбы, берет восковую свечу и обходит кругом всего поезда, похлопывая бичом и наговаривая про себя:

Встану я, раб Божий (имя), благословясь, пойду, перекрестясь; умоюсь студеной ключевой водою, утрусь тонким полотенцем; оболокусь я оболоками, подпояшусь красною зарею, огорожусь светлым месяцем, об-тычусь частыми звездами и освечусь я красным солнышком. Огражду вокруг меня (имя) и дружины моей тын железный, почву укладну, небо булатно, чтобы никто не мог прострелить его, от востока до запада, от севера на лето, ни еретик, ни еретица, ни колдун, ни колдуница, годный и негодный, кто на свете хлеб ест. Голова моя – коробея, язык мой замок.

Потом трижды читает молитву «Да воскреснет Бог» и некоторые другие; кроме того, отделив небольшие кусочки воску от свечи, налепляет их сопровождающим на сани, а лошадям на гривы.

Заговоры от порчи свадьбы

Встану я, раб Божий (имя), благословясь, пойду, перекрестясь, ставить железные тыны от морския глубины, от небесной высоты, от востока до запада, от севера до полудни. Въеду я, раб Божий (имя), в железный тын со всем моим поездом; затворю я, раб Божий (имя), за тридевять щитов, за тридевять дверей и замкну я, раб Божий (имя), за тридевять замков; выну из тридевять замков тридевять ключей, кину я те ключи в чистое море-океан. И выйдет из того моря щука златоперая, чешуя медная, и та щука проглотит тридевять моих ключей и сойдет в море, в глубину морскую. И как никому тыя щуки не поймать и тридевять ключей не сыскать, и замков не отпирывать, – и меня, раба Божия (имя), и князя молодого не испорчивать и весь мой княжеский поезд; всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь.