Олег Гор - Просветленные не ходят на работу

– За эти деньги я доеду до Бангкока! – возмутился я.

– Да, – подтвердил таксист. – И до ват Тхам Пу. Да, нет?

Я попытался торговаться и ухитрился сбить цену на сто бат, после чего мой собеседник уперся намертво.

Тук-тук у него был раскрашен так ярко, что болели глаза, с крыши свисала бахрома разноцветных ленточек, всюду болтались колокольчики, совсем крохотные и в кулак размером. Тарахтела эта конструкция громче самолетного двигателя, да еще и скрипела, угрожая развалиться на первой же кочке.

Особенно жутко стало, когда мы выехали за пределы города и покатили по проселку. Меконг оказался справа, и потянулись настоящие джунгли без малейшего признака жилья.

Ехали мы чуть больше часа, а остановились на неприметной прогалине.

– Ват Тхам Пу, – объявил мой возница, оборачиваясь, а поскольку имел дело с тупым чужеземцем, еще и показал в ту сторону, куда уходила тропинка.

– Правда? – уточнил я. – Не ошибка?

– Монахи. Талапоин, – вновь повторил он неведомое слово. – Давай-давай. Идти.

Таксист явно ощущал себя не в своей тарелке и хотел убраться отсюда как можно быстрее. Выглядело это странно, учитывая то, с каким почтением и любовью простые тайцы относятся к служителям Будды.

Я пожал плечами и выбрался из тук-тука.

Едва успел забрать с лавки рюкзак, как таксист дал газу и, заложив лихой разворот, укатил прочь.

Вот здорово будет, если он доставил меня не туда, и возвращаться придется пешком…

Минут через десять ходьбы стало ясно, что впереди над зарослями поднимается треугольная крыша храма. Я приободрился и зашагал быстрее – туктукер не обманул, привез к вату, вот только к тому ли, что мне нужен?

Тропинка вывела к откосу, что спускался к реке, и отсюда я увидел больше подробностей: лента узкого навеса с медными колоколами под ним, главное святилище, спускающаяся к реке тропка, мостки. Но в следующий момент я про все это забыл, поскольку дорогу мне загородил брат Пон.

Откуда он взялся, я не понял – справа обрыв, слева непролазные заросли, вперед дорога просматривается метров на сорок. Невысокий крепыш с гривой косичек, облаченный в коричневую тунику, будто сгустился из пустоты.

– А, торопыга с автостанции, – сказал он, разглядывая меня без особого удивления. – Приехал.

– Добрый день, – отозвался я. – А вы что, ждали меня?

– Конечно. С того дня, как Дхарма столкнула нас, я знал, что ты появишься здесь. Пойдем, разделишь с нами трапезу. Разговоры – потом.

И он, развернувшись, зашагал в сторону храма.

Мне ничего не оставалось, как потащиться следом.

Кормили в вате Тхам Пу скромно, вполне аскетически – рисом с вареными овощами. Ели мы под навесом, который располагался позади храма, в тени деревьев, и помимо меня и брата Пона вилками орудовали двое монахов лет тридцати, обритых наголо и похожих друг на друга, словно братья.

Трапеза прошла в полном молчании.

– Не суетись, – сказал брат Пон, когда я вслед за соседями сделал движение встать. – Пока ты гость, и посуду за тебя помоют…

Я благодарно склонил голову.

– Ты же приехал не просто так, – продолжил монах, изучая меня пронзительными черными глазами, в которых мерцали искорки. – Говори, какая нужда привела тебя сюда.

– Вы мне поможете? – спросил я. – Вы тогда… помню… ну, про опасность… полнота еще… и у меня все пошло… ну, наперекосяк… везде, и в личной, и в бизнесе… везде, короче…

Сам понимал, что говорю бессвязно, но язык мой, обычно послушный, в этот раз подводит хозяина.

И неудивительно!

Последние месяцы выдались адски тяжелыми, ведь рухнуло то, что казалось вечным раем, стало ясно, что стабильность и благополучие – всего лишь хрупкая иллюзия, построенная на самообмане.

– Страхи, неуверенность, тревоги, надежды, раздражение на то, что идет не так, – полный ворох тех глупостей, которыми наполняет свою жизнь обычный человек, – сказал брат Пон со смешком. – Я могу изменить твою жизнь, но для этого ты должен перестать быть просто гостем.

– То есть?

– Тебе придется остаться здесь. Провести у нас месяц-другой.

– Но я не могу! – воскликнул я. – У меня дела! Я обещал! И вообще…

– Да, ты набит под горлышко разным мусором, – брат Пон более не улыбался, он смотрел на меня почти свирепо. – И этот мусор, который ты принимаешь за сокровища, удушит тебя, превратит твою жизнь в пытку… Чего ты ждал от меня? Мгновенного чуда? Заклинаний?

– Ну, я не знаю… – я смешался.

Впервые задумался, чего я на самом деле хотел от визита в окрестности Нонгкхая – наставления, скорее всего, как мне направить жизнь в нужное русло, действенных молитв или, может быть, каких-то особых буддийских ритуалов, которые помогут мне выбраться из жизненной ямы… не просто так, а в обмен на щедрое подношение.

– Денег твоих мне не надо, – сказал брат Пон, и я вздрогнул.

Он что, читает мысли?

– Возможность ступить на путь к свободе дается один раз в жизни, – продолжил монах, и его голос прозвучал настойчиво. – Ты должен решить до завтрашнего утра, остаешься или нет. Второго шанса ты не получишь. Даже если ты найдешь дорогу к вату, то меня здесь уже не будет.

– То есть как? Вы уедете? Или откажетесь со мной говорить?

Брат Пон не обратил на вопросы внимания.

– Но если ты согласишься принять меня в качестве наставника, пути назад не будет. Отпущу я тебя только тогда, когда сочту нужным, и любой мой приказ станет для тебя законом.

– Но… – попытался возразить я, дать выход поднимающемуся в душе возмущению: грязный хиппи, облачившийся в монашеское одеяние, хочет сделать из меня посмешище, ручную обезьянку?

Брат Пон наклонился и взял меня за запястье.

И вновь, как на автостанции, меня тряхнуло, словно через мускулы пробежал слабый разряд тока. В этот раз я осознал, что мне нравится это ощущение, что на миг я ощутил необыкновенную легкость в теле и голове, будто сбросил груз, который, сам того не замечая, таскаю на себе постоянно.

– Нет времени на споры, – сказал брат Пон. – Лишь на то, чтобы принять решение. Пустота вызывает в тебе отклик, и это значит, что ты небезнадежен. Гуляй где хочешь. Размышляй. Завтра на рассвете мне нужен ответ. Ты уходишь совсем либо ты мой ученик.

Он легко поднялся и утопал прочь, оставив меня, онемевшего, в плену мучительных сомнений.

– Что это? – осведомился я, разглядывая аккуратный сверток бурой ткани, поверх которого стояли плетеные сандалии.

Брат Пон вручил мне это все с крайне торжественным видом.

– Твоя одежда. Антаравасака и все прочее.

– Так вы все же хотите сделать меня монахом? – я сдвинул сандалии в сторону и обнаружил, что сверток состоит из нескольких кусков ткани разного размера, формы и оттенка.