Дипак Чопра - Управляй своей судьбой. Наставник мировых знаменитостей об успехе и смысле жизни

– Доктор Чопра, а можно вас спросить?

– Конечно.

– Как так вышло, что ваши самые теплые воспоминания о Нью-Джерси не связаны с Нью-Джерси?

– Вы умница, — ответил я. — Из вас получится отличный врач. — И добавил: — Принстон — очаровательное местечко.

В Индии я много занимался спортом, поэтому мне стало интересно, в какие игры играют в Америке, и особенно я увлекся бейсболом.

Как-то вечером я катил по шоссе номер 22 и увидел бейсбольное поле. И подумал: совсем как крикет. Пара пустяков. Зашел на поле, автомат подал мяч, я попытался отбить — и промазал. Потом промазал еще несколько раз. Тут я понял, что у крикетной биты плоская поверхность, а бейсбольная бита — цилиндр. Отбивать мяч в бейсболе оказалось гораздо труднее, чем я думал. Но я много тренировался и в конце концов научился сносно играть.

Однажды мы с Амитой поехали на пикник, где играли в софтбол. Меня спросили, играл ли я когда-нибудь в бейсбол, я честно ответил, что нет, но много играл в крикет, а по сути это очень похожие игры — отбивай и лови. Я спортсмен по натуре и поэтому хотел показать, чего стою, поэтому взялся за биту. Мяч был больше, чем в бейсболе и крикете, и бросали его не так сильно, и я его отбил. Понаблюдав за другими игроками, я cообразил, что делать, и побежал к первой базе, а биту прихватил с собой — как в крикете. Нет, объяснили мне, биту надо бросить. Я выучил первое правило бейсбола. Оказалось, что общего между крикетом и бейсболом только одно: надо бить по мячу битой. Все остальное — разное.

Когда моя команда приготовилась выйти на поле, приятель протянул мне перчатку. Зачем мне перчатка? Я улыбнулся и сказал, что мне не нужно.

– Игроки в крикет не носят перчаток. Нас учат ловить мяч обеими руками и сразу резко дергать его на себя, и тогда удар гасится.

– И не больно?!

– Нет, — надменно отвечал я. Мне очень хотелось показать всем, что крикетисты — крутые ребята. Нам даже перчатки не нужны. В результате сыграл я очень хорошо и произвел желаемое впечатление.

Но больше всех этих богатств и роскошеств, больше бродвейского блеска и ресторанных обедов, больше музыкальных автоматов на столиках, куда можно было бросать монетки, нас с Амитой сразу потрясла щедрость и открытость американцев. Прежде всего мы почувствовали это в больнице. Через несколько дней после нашего приезда в Мюлленберг с лекциями доктор Эдди Палмер, всемирно известный специалист по болезням печени.

Я был в полном восторге. Сел в первом ряду и приготовился записывать. Неподалеку развалился, положив ноги на стул, студент-медик. Я отметил это про себя и подумал, как странно, что он сидит в такой позе. В Индии это сочли бы проявлением крайнего неуважения. Так бы никто не поступил. Но еще я отметил, что никто не сделал нахалу замечания.

Доктор Палмер прочитал блестящую лекцию, я прилежно все законспектировал. После выступления тот самый студент задал доктору Палмеру какой-то вопрос и получил подробный ответ. Когда доктор Палмер договорил, студент посмотрел на него скептически:

– Что-то не верится!

Ничего себе, подумал я. Жалкий студентишка смеет возражать светилу?! Ученик перечит учителю?! Где его палка? В Индии о таком и не слыхивали. Нас приучали уважать учителей, даже если мы знали, что они неправы. Но еще больше меня поразило, что доктор Палмер ничуть не рассердился. Он спокойно ответил на замечание, и все. Тут меня осенило, что американский дух фундаментально отличается от индийского, и это различие куда глубже, чем десятки миллионов гамбургеров, проданных в «Макдоналдсе».

Похожий случай произошел и с Амитой. Под вечер ее первого дня в больнице Мюлленберга ее научный руководитель доктор Пол Винокур пришел познакомиться с новыми интернами. Когда он спросил Амиту, осмотрела ли она уже всех своих больных, она ответила:

– Да, сэр.

– Доктор Чопра, — улыбнулся доктор Винокур, — меня последний раз называли сэром только в армии!

Как же еще надо называть такого большого человека, удивилась Амита. Он ведь учитель, он гораздо старше. Фамильярность, с которой студенты держались с преподавателями, ее поражала. Некоторые даже называли доктора Винокура просто по имени — Пол. Он же ваш научный руководитель, изумлялась Амита. Разве можно держаться с ним так неуважительно? Однако доктора Винокура все устраивало. Похоже, он даже не замечал излишнего панибратства.

В тот же вечер Амита заметила, как другой новоиспеченный врач-резидент сидит в конференц-зале, развалившись в кресле и положив ноги на стол. Какая наглость, подумала она. Неужели он не понимает, насколько это оскорбительно? Но и против этого никто не возражал.

Не то чтобы мы не одобряли подобного поведения, просто не знали, как надо себя вести, когда все кругом держатся так непринужденно. У нас не было точки отсчета. Оказалось, что наша шкала «можно — нельзя» здесь не годится. Мы считали, что кто-то ведет себя оскорбительно, но тот, кто должен был бы оскорбиться, вроде бы не обижался. К подобной простоте нравов мы привыкли далеко не сразу, но быстро поняли, что в ней есть много преимуществ. Мы начали понимать, что в Америке все держатся куда менее официально и что здесь свои способы выказывать уважение.

Еще для нас стало приятным сюрпризом, что американцы так сильно уважают труд. В Индии рабочая сила до того дешева, что тех, кто занят черной работой, никто не уважает. Мы были продуктом кастовой системы, и хотя она уже распадалась, тень ее нависала над нами. Мы восхищались тем, как американцам удается ко всем относиться одинаково, что у них так мало чувства превосходства, классового неравенства. Врачи в больнице относились к рабочим-ремонтникам с тем же уважением, что и к коллегам-докторам. Все то, что внушали нам с детства — что молодежи надо исполнять все прихоти старших, что нельзя высказывать свое мнение — долго не давало нам понять, что в этом нет никакого неуважения, просто в Америке принято так общаться.

Хотя большинство наших знакомых американцев относились к нам очень дружелюбно и приветливо, вскоре мы обнаружили, что лишь немногие из них осведомлены о жизни за границами Америки. Наверное, дело в том, что от Европы и Азии Америку отделяют океаны. В Индии знать все возможное о соседях по континенту, а также о европейских странах — непременное условие приличного образования. Индия так долго входила в Британское содружество, так что на нас сказывались все войны, которые вела Британия. От их исхода зависела наша судьба — вот мы их и изучали.

А многие американцы не знали об Индии почти ничего. Они путали индийцев с индейцами и, похоже, недоумевали, почему мы не носим головных уборов с перьями. Они не представляли себе, какая огромная, многоликая, современная и богатая это страна — Индия. В больнице большинство интернов были из других регионов Индии. В ординаторской мы разговаривали друг с другом только по-английски. Когда меня спросили, почему мы не говорим на родном языке, я объяснил, что единого языка в Индии нет.