Наталья Степанова - Заговоры сибирской целительницы. Выпуск 16

В избе костяной чемерок золотой,

В черемке этом мозг.

Огнем он не горит,

Не ноет он, не болит.

В черемке ясно, тихо и прекрасно.

Нет в мозгах хвори,

Нет в висках боли.

Подай, Боже, для этого черемка ясного ума,

Всякого таланта.

Как царь Давид был умом даровит,

Как он легко смекал,

Во все сложное вникал, всякую суть понимал,

Судил, рядил, размысливал, размышлял,

Так бы и раб Божий (имя) был умен тоже.

Чемер-чемерок, носи в себе ум, а не умок.

Умом пойми, умом живи.

Умом самого умного обойди.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Ныне и присно и во веки веков. Аминь.

«В нашем городишке не было возможности выучиться на нужную профессию, и я уехала в другой город. Поступила учиться, устроилась в общежитие. Но там я прожила всего два месяца, так как жить там фактически было невозможно. Уже на второй день у меня украли все мои лучшие вещи, естественно, что никто ничего не нашел. В комнате жили пять человек, и та еда, которую я покупала, съедалась непонятно кем и когда. Не было никакого порядка, в комнате постоянно находились посторонние люди, то есть те, кто приходил к девушкам из нашей комнаты. Дым от сигарет стоял в воздухе столбом, хохот, музыка или ссоры. Все это меня нервировало и мешало готовить домашние задания. По ночам тоже не было никакого покоя. Под окнами свистели парни моим и соседским девушкам.

В общем, когда приехала мама с продуктами и увидела, как я живу, то мы решили, что если я действительно хочу получить образование, то необходимо найти частное жилье или квартиру. Квартиру мы не смогли снять даже за высокую оплату, а вот комнату в частном доме нам удалось найти. Правда, добираться до нее нужно было целый час на электричке, но я была рада и этому, только бы избавиться от постылого общежития.

Комната в частном секторе была недорогая, чистенькая, и хозяйка была опрятная и спокойная бабуся. Вечером она предлагала мне чай, видимо, ей было скучно одной в ее в общем-то не маленьком, в два этажа, доме. За чаем я вежливо отвечала ей на вопросы, и вскоре она узнала, что я единственная дочь обеспеченных родителей.

Отец мой работал управляющим, а мама директором школы. Чтобы угодить заботливой хозяйке, я несколько раз делала генеральную уборку в доме, и надо сказать, делала ее с удовольствием. Мне нравилось мыть деревянные полы, смахивать пыль со старинных комодов, протирать огромные золоченые и серебряные иконы, возле которых всегда горели лампадки из синего и красного стекла.

Видно было, что бабушка Дарья – человек истинно верующий, так как я ее часто заставала стоявшей на коленях перед иконами. Икон у нее было так много, что одна стена дома напоминала ковер, сотканный из красивейших икон в серебре и золоте.

Дома меня хотя и баловали, но я с детства понимала, что шуметь нельзя, когда мама проверяет тетради учеников и готовится к завтрашним урокам (она тогда еще была учителем). Обычно в такое время я тихо сидела и играла с куклами или листала книжки с картинками. Это уважение к чужому труду и к тишине с раннего детства осталось в моем характере, поэтому я и старалась не производить шума тогда, когда бабушка Дарья молилась. Все это было ею замечено и по-своему оценено. Постепенно она сильно привязалась ко мне, как к единственному близкому человеку.

Шло время, я училась и жила у Дарьи уже три года, и так уж сложилось, что за вечерним чаем я рассказывала ей то, что произошло за день. Вот так она и узнала, что в моей душе родилась первая любовь. Конечно, я не все ей говорила, ведь есть вещи, о которых не скажешь никому. Я не сказала ей, что иногда мой любимый брал ключи от квартиры своего друга и что у меня будет ребенок. Не рассказала я ей и о своем горе, о том, что, узнав о моей беременности, Виктор стал меня избегать. Но мой страдальческий вид не укрылся от внимательных глаз моей хозяйки. Пытаясь в очередной раз вызнать у меня, какова причина моего переживания, и поняв, что я не хочу говорить на эту тему, баба Даша сказала:

– Конечно, кто я тебе такая, не мать ведь родная, чтобы рассказывать мне о своих тайнах, но я же не слепая и вижу, как ты изводишься. Глянь на себя, одни кости и синяки под глазами. Ты бы мне рассказала, я бы, может, чем и помогла, а то ревешь по ночам, думаешь, я не слышу и не вижу. У меня ведь, Лена, кроме тебя, никого нет – всех я пережила. Я к тебе сердцем прикипела. Вот посмотри, я ведь и завещание на тебя написала. Нынче дома-то дорогие, когда нужно будет, продашь мой дом, вот и выручит тебя мое завещание.

Я взяла в руки копию завещания, увидела свою фамилию и имя и расплакалась, больше уже не скрывая своего девичьего горя. Все, что меня мучило, все выплеснула, причитая, как обыкновенная баба.

– Как мне теперь быть с беременностью? Ведь стыдно сказать родителям. Поехала за дипломом, а привезу вместо диплома ребенка. Маму подведу, каково ей будет – директор школы, а у самой в доме Бог знает что творится: дочь ребенка нагуляла!