Клаус Джоул - Жизнь, полная любви. Часть 1. Посланник. Часть 2. Постыдная тайна

У него были сильно загорелые руки, видавшие тяжелую работу. Они были очень похожи на мои, только, пожалуй, несколько короче — по крайней мере, так мне казалось. Очень странное ощущение возникает, когда твои руки делают что-то, не связанное с твоими мыслями, и в то же время я видел руки через его глаза так, как будто они были моими. Он собирал опавшие с деревьев сухие ветки. Раз за разом я видел, что земля приближается, рука протягивается к ветке и добавляет ее к охапке, которую держит вторая рука. Я слышал его мысли, как свои. «Поднять эту ветку, поискать еще дров, и можно идти домой на завтрак». Правда, он подумал не о «завтраке», а об «утренней еде». Маленькая веточка или щепка попала между пальцами руки, я ощущал ее, но в то же время не мог ничего с ней сделать.

Я попробовал закрыть свои — или его — глаза и волевым усилием направиться назад в свое тело, но глаза не закрывались, за исключением тех моментов, когда он моргал. Обычно, я не обращаю внимание на то, как моргаю, но сейчас не я управлял этим процессом, отчего моргание стало очень явным, как будто кто-то выключал и включал свет. Меня начало раздражать, что, как только я обращал внимание на что-то интересное в его поле зрения, он мигал или тер глаза ладонью. А каждый раз, когда я пробовал волевым усилием отправиться назад в свое тело, он решал, что пора и ему возвращаться домой, но потом в последний момент он замечал еще одну подходящую ветку и шел к ней.

Меня сильно отвлекало то, что наши мысли перемешивались. Стоило мне подумать о чем-то, как он начинал думать об этом в своих понятиях, а затем эта мысль снова возвращалась ко мне, как будто бегая по кругу. Он тоже чувствовал себя немного неуютно, что неудивительно, принимая во внимание, что я находился в его теле. Он не находил слов, чтобы описать свое состояние. Я не чувствовал волнения или страха, но у меня было плохое предчувствие.

Внезапно дрожь пробежала вверх по его позвоночнику. Он повернулся в сторону, и две ветки выпали из охапки в его руке. Он глядел поверх холма, ожидая увидеть там дымок. Очевидно, он разжег огонь в очаге перед тем, как отправиться за дровами. Утро было очень прохладное, и он полагал, что жена с сыном не дали бы огню погаснуть — ведь у него было припасено достаточно дров, а то, что он собирал их сейчас, было обычным утренним занятием. Он подумал, что в такую безветренную погоду дым обязательно должен был подниматься вверх. Я до этого не обращал внимания на ветер.

Последовало мгновение тишины в его уме — и моем уме. В следующие мгновения я начал волноваться за этот сон — или он начал волноваться, я не уверен, кто из нас начал, но его тревожность увеличилась, и, не подбирая только что оброненных веток, он начал шагать по направлению к холму, на который только что смотрел. В эти мгновения я понятия не имел ни о том, что сейчас произойдет, ни о том, как это повлияет на всю мою оставшуюся жизнь. Мы, он, сначала пошли медленно, но постепенно набирали скорость с каждым сделанным шагом. Чем ближе он подходил к холму, тем сильнее становилась его уверенность в том, что должен появиться дымок. К тому времени, как он достиг вершины холма, еще несколько веток упали из его охапки.

Мне было трудно сфокусироваться и отделить его мысли от моих, потому что в его уме носилось множество мыслей, которые он подавлял, говоря себе, что все должно быть в порядке.

Когда мы достигли вершины холма, я рассмотрел маленький домик, сделанный, в основном, из дерна и кое-где скрепленный деревянными балками. Он был окружен небольшой оградой из камней и веток. Перед его домом, как это я понимаю сейчас, стояли три чужих коня. До дома оставалось не более двухсот метров, и он ясно видел, что из трубы не идет дым, но сейчас его больше беспокоили лошади. Он бросил на землю все собранные ветки и побежал с холма вниз. Во время бега он сжимал рукой небольшой самодельный топор, заложенный за пояс, я увидел его лишь мельком. В трех метрах перед домом он остановился, глядя на дверь и прислушиваясь. В его груди бешено колотилось сердце. Мы, он, постояли там лишь несколько секунд, его сердце летело с огромной скоростью, а мысли носились в голове. Я оцепенел и начал чувствовать тошноту. Почему-то мысль об окне пришла к нему в голову. Я заметил, что в доме не было окон. Несколько палок, выглядывающих из-под соломенной крыши. Весь дом был размером с гараж на одну машину. Трое коней были привязаны к лежащим на земле камням.

Вдруг послышался приглушенный крик, и в следующий момент я увидел, что он оказался у двери и с силой открыл ее.

Все, что произошло после, заняло секунды, но эти мгновения навсегда остались в моей памяти. Возможно (хоть и не обязательно), произошедшее можно простить, но точно нельзя забыть. Я потерялся в том, что он видел, и чувствовал, все остальное исчезло. В этот момент я был им, между нами не было разницы.

Эд и Салли сидели на краешках стульев. Я остановился на мгновение, чтобы перевести дыхание и обуздать эмоции. От рассказа вся картина вновь встала перед моими глазами вместе с вызванными ею чувствами.

— То, что произошло дальше, было довольно безобразно, — сказал я, посмотрев на своих слушателей, — но я расскажу об этом.

Итак, дверь распахнулась. То, что последовало, вызвало во мне эмоциональный взрыв.

К этому моменту произошло слияние того, что знал он, и что было известно мне. Его жена лежала на столе, кто-то был на ней сверху, второй держал ее, а третий стоял в нескольких шагах от стола, смеялся и что-то пил. Невозможно описать, что поднялось в нем при виде этой картины, и я сомневаюсь, что вы сможете это себе представить. Я никогда не испытывал ничего, что могло с этим сравниться. Я не заметил, как в его руке оказался топор. Было мгновение шока у него и у них, но уже в это мгновение он начал действовать: три шага вперед — и топор вошел в спину мужчины, лежащего на его жене. Раздался его крик, а мужчина, удерживающий жену, потянулся к ножу. Но он выдернул топор из спины первого и нанес точный удар прямо по горлу второго — из горла фонтаном плеснула кровь. Продолжая держать топор в руке, он сделал круг и метнул топор в грудь третьего, тот упал на спину с торчащим из груди орудием убийства. Затем, не думая, он освободил привязанную руку жены и попытался поднять ее. Мужчина, лежавший на ней, скатился на пол. Он взял жену на руки, она была в ужасном состоянии и вряд ли понимала, что происходит. Я полагаю, что, подняв женщину, он собирался перенести ее на небольшую кровать в углу комнаты, но тут что-то в нем надломилось от того, что он увидел. Его сын лежал на полу с перерезанным горлом. Я избавлю вас от деталей. Жена умерла через несколько часов у него на руках. Один из мужчин был к тому времени еще жив, он умер позже — медленно, успев рассказать все: кто они, откуда пришли, и кто их родня.