Оливия Тишинская - У Истока. Хранители. Том 1. Явление

Владение мастерством – это

медленные обдуманные шаги,

а не бездумная погоня

за волшебной силой.

Я.

Тёмный коридор какого-то казённого заведения, судя по окраске стен и драному линолеуму. Лампа то и дело мигает. По коридору в полутьме идёт женщина, держась руками за живот. На линолеуме отчётливо различимы крупные капли свежей крови. Она зовёт:

– Помогите, пожалуйста, помогите, кто-нибудь…

Никого.

Я слышу голос:

– Тебе пора идти.

– Уже? Я не хочу. Там страшно. Можно я останусь?

– Нет. Иди. Он уже там, так что вам пора встретиться.

– Скажешь тоже. Я пока ещё помню свою будущую биографию. До «встретиться» я ещё успею её забыть.

– Его.

– Ах, да. Теперь его.

– Иди.

– Ещё минуту. А вдруг она умрёт?

– Если будешь медлить, умрёт. Ничто так не даёт матери силы жить, как её живой и здоровый ребёнок рядом. Иди.

И вот я здесь. Иду вслед за женщиной по коридору. Она рожает, но персонал спит. Обычная совковая больничка. Всем на всех…

В коридор выходит заспанная акушерка. Толстая тётка с мятым лицом:

– Ты чё, не могла до утра подождать? – прорычала она.

Женщина заплакала:

– Я рожаю, уже головка вышла!

– Смотри шею ей не сломай, – снова рявкнула акушерка.

Я злился. Очень. Хотелось порвать толстую тётку пополам, хотелось сказать ей, что она плохо кончит. Ведь я знал точно, видел сейчас тысячи нитей судьбы. Я ещё не был частью этого мира, ещё не вошёл в тельце малышки, что отчаянно пыталась появиться на свет. Не наполнил собой эту крошку. Я ещё помнил, зачем пришёл и что предстоит мне и ей. Я ещё помнил, сколь много времени пройдёт, прежде чем она вырастет и сможет открыть этот сундук с тайными знаниями, недоступными другим. Прежде чем поймёт, что она не одна из них. Я сейчас мог помочь ей и себе только одним: начать исполнять наше предназначение. Я уплотнил своё тело и тётка меня увидела. Ну, не совсем меня, а призрака позади роженицы. Потом я подбросил ей картинки из её далёкого ещё будущего, но так, что тётку пробрал леденящий ужас и волосы встали дыбом. Акушерка увидела себя за решёткой, в обстоятельствах столь неприглядных, что и говорить не стоит. Через много лет её посадят за продажу лекарств из отделения. Но пусть она думает, что это случится сейчас, сегодня, если она промедлит хоть минуту, не сделает всё, что в её силах, чтобы я родился здоровым, чтобы она, моя будущая мать, выжила и была со мной.

Буквально через несколько минут я впервые вдохнул воздух этого старого нового мира и стал ею. Всё закончилось и началось вновь, как тысячи раз до этого.

***

Странное ощущение тёплого и местами уютного кокона не отпускало меня ещё некоторое время. Наверное, не случайно новорождённые так плохо видят и всё наоборот, чтобы живая душа не испытала слишком сильного шока, ведь она ещё помнит, кто она и зачем пришла. Со временем душа как будто засыпает. Ребёнок начинает видеть лучше этот мир своим физическим зрением и мозг замещает картинки далёкого дома на то, что окружает его здесь. А Исток остаётся где-то далеко на грани сна и яви. Недостижимый, желанный, родной. Постепенно исчезнет и само слово, останется только непонятная тоска внутри. Вечная. Неугасимая.

Так было и со мной. Я забыл, кто я и зачем пришёл. Но не до конца. Ибо таков был мой путь.

В садик малышка не ходила уже несколько дней. Высокая температура никак не спадала, от кашля всё болело внутри и мучали страшные тяжёлые сны. Мама и папа в них всё время ругались. Из-за чего, понятно не было. Но они постепенно увеличивались в размере и лопались от её страшного крика во сне. К ней, проснувшейся в поту, приходили то уставшая мать, то бабуля с распущенной длинной косой, которую в иное время и не увидишь, то папа, неизменно с утешением и сочувствием. Болеть было плохо.

В садике было лучше, если бы не перловый суп и варёная рыба, так вообще хорошо. Рисовать можно, лепить из глины и смотреть в окно, как за забором строится высокий дом. Друзей особых у неё в группе не было. Скучные они какие-то, дерутся за игрушки и совсем им не интересно, как мир устроен. А тут такое каждый день за окном происходит. Дома растут, как грибы. Поднимают на кранах какие-то кучи кирпича, а потом раз и окна, два и двери, три и к концу недели половина дома видна. Удивительно! А ещё летом мама и папа возили её на море. Каждый раз плакать хотелось, когда она вспоминала море и горы. Как будто уехала и потеряла что-то родное. И мороженое там было в шоколаде на палочке, а дома только в стаканчиках продавали. Папа сказал, у нас такое не делают. Почему? В других же местах делают?

А ещё в выходные показывали путешественников, как они по океану переплыли всю землю вокруг, а она круглая, но почему-то вода с неё вниз не падает. Как же так?! Разве не интереснее, как вода на земле держится, чем драка за игрушку? Всё равно потом в углу стоять, глупо. Можно просто сидеть и смотреть в окно, как летит вверх кирпич и как к вечеру стена станет ещё выше, а потом в доме будут жить люди, большие и маленькие и у кого-то даже будет своя комната. У неё пока нет.

Воспитатели жаловались маме, что я не хочу играть с другими детьми. Мама сердилась. А я не умею играть. Я хочу знать, почему стена у дома ровная, хотя строители, я так вижу из окна, никакую линейку от земли до неба к ней не прикладывают. А мы с папой по линейке домик из картона мерили. Как же так?

А ещё я не умею в спектаклях играть в детском саду, забываю, когда мне что говорить. Я смотрю в окно, а там берёзы и ёлки качаются, так красиво. У берёз ствол белый, а ветки из окна чёрные, а ёлки, мокрые от ноябрьского дождя и такие яркие.

Скоро новый год. И мама подарит мне куклу. А я хочу коньки.

А ещё, когда температура зашкаливает и не до коньков вообще, мне снится сон. В комнате, где я сейчас лежу, около окна стоят девушка и юноша. Они взрослые. Наверное, лет по 20, может больше. Я ещё не понимаю, мне-то только 5 лет. Они держатся за руки и смотрят друг на друга. Улыбаются. Я встают с кровати и подхожу ближе. Смотрю на девушку. Это я, когда вырасту. Красивая. Юношу я не знаю и не понимаю, кто он. Но я очень часто вижу его во сне. Встретится на улице, точно узнаю. Я умная и у меня феноменальная память. Так папа говорит. Он очень мной гордится. Я с ним в шахматы уже играю, а мне всего-то 5 лет. Интересно, когда я папу обыграю?

Но кто же этот юноша, что держит меня взрослую за руки? Этот сон повторяется всякий раз, когда мне плохо или я болею. А болею я часто, да. Мне кажется, это от грусти. Мне не очень весело тут. Не знаю, как ещё рассказать. Грустно мне тут и всё.

Иногда мне хочется выйти из дома и куда-то долго идти. Однажды я дойду до края земли, а за ним пушистое белое облако и в нём что-то радостное. Мне хочется туда. Но земля круглая.