Олег Шепель - Божественная карусель

– Газета «Таймс». Господин Шевронский, все понимают, что ваше могущество обеспечивается монополией на «Средство Макропулоса». Сколь значительна доля усилий и средств, уходящих на обеспечение секретности работы Института и клиники?

– Отвечу коротко – доля эта весьма и весьма значительна. У нас, конечно, есть свои секреты фирмы, которые мы тщательнейшим образом охраняем, – Зуброву на ухо шепотом: «Заканчивай».

– Господа, время, отведенное для пресс-конференции, подошло к концу. Благодарим всех за участие и внимание. Всего всем доброго, – решительно закончил Зубров, отрезая всякую возможность для кого бы то ни было задать еще хоть один вопрос.

Не успел Шевронский, уже поздно вечером, по окончании всех праздничных мероприятий, намеченных на этот день, зайти домой и раздеться, как пришлось брать трубку не прекращающего звонить телефона:

– Это Зубров.

– Да я понял. Так нагло трезвонить в это время можешь только ты.

– Телевизор не смотришь?

– Да я только зашел…

– Включай первый канал. Оппозиция все-таки показывает зубы… Включай – сам все увидишь.

Шевронский с помощью пульта включил телевизор, на экране которого ведущая и молодой интервьюируемый вели диалог. Слышался голос интервьюируемого:

– …пациенты не знают даже названия пилюль, которыми их потчуют, не говоря уже об уколах, системах, втираниях и прочих процедурах. Разговаривать в период избавления от старости можно было только с лечащим врачом, заранее предупрежденным, что каждое слово диалога фиксируется замаскированными диктофонами. Весь остальной персонал – медсестры, нянечки и даже администрация – исполняли свои обязанности молча и всегда неторопливо, словно таинственные фантомы, – улыбнулся. – Старания некоторых пациентов заигрывать в период омоложения с хорошенькими медсестричками, а они все подбираются только хорошенькими, всегда заканчивались провалом.

– Подобные вам выписавшиеся из клиники молодые Мафусаилы утверждают, что в период «лечения», назовем это так, находились под наркозом… – начала ведущая, но интервьюируемый понял ее с полуслова и перебил:

– Да, это так, я помню, как меня везли в операционную, анестезиолог делал наркоз, помню, как вывозили из операционной, но никаких швов или других следов воздействия хирургического скальпеля ни на своем теле, ни на теле других прооперированных я никогда не видел… И все-таки попытки что-то разведать кем-то иногда предпринимались. Говорят, бывали случаи, когда некоторые пациенты так и не выходили из клиники, мол, операция не удалась… Бывает. Но при этом исчезал и лечащий врач. Власть Президента Шевронскому и нужна прежде всего для возможности придать работе своего Института статус государственной тайны, а не довольствоваться уровнем секрета фирмы, как сейчас. И тогда все силовые структуры страны ему можно будет сосредоточить на охране этой самой тайной тайны. Или почти все. Уже сейчас Олег Константинович старается публиковать работы своего Института таким образом, чтобы сбить с толку всех тех, кто независимо от него пытается добиться аналогичного результата. А получив в распоряжение государственную власть, можно будет организовать такую мощную дезинформацию… Институт и клиника располагаются, а их персонал живет, в небольшом закрытом городке. Всякий поступающий на работу в клинику и Институт подписывает обязательство не покидать городка до конца своей жизни. Разумеется, такое ограничение свободы сопровождается вполне достойной материальной компенсацией, например, особняк с бассейном полагается даже для рядовой санитарки.

– Вы можете привести какие-то конкретные факты, имена? Кто исчезал? При каких обстоятельствах? Имена этих санитарок?

– …Н-н-нет, вы знаете, это сведения из… просто общих разговоров после выписки с такими же, как я, омолодившимися.

– Может быть, вы назовете имена тех, с кем вели эти общие разговоры?

– Ваши вопросы уже начинают походить на допрос. Конечно, я этих имен назвать не могу.

Ведущая продолжала задавать уже какие-то второстепенные вопросы о личной жизни интервьюируемого, когда Шевронский перезвонил Зуброву:

– Алексей! Ничего страшного. Это тот, что пытался торговаться со мной о цене операции, а я не уступил. Теперь мстит по-мелкому. Ничего конкретного он не знает. Завтра дашь официальное опровержение по этому же каналу в это же время, мол, грязная клевета, черная неблагодарность и все такое.

– Может, ты сам?

– Нет. Сам не полезу. Я должен смотреться выше всех этих дрязг. О’кей?

– О’кей, – послышался тяжелый вздох.

– Ну, пока!

Шевронский сидел в президентском кресле и смаковал воспоминания о вчерашней инаугурации, когда в дверях показался лысеющий человек лет 45, с трудом скрывающий волнение. Увидев его, Олег Константинович вспомнил, что сегодня он хотел непременно пообщаться с Зубровым. Тут же набрал его номер и сообщил:

– Алексей Андреевич, как только мой кабинет освободится от посетителя, зайди на минутку.

Вошедший покорно ожидал у двери. Это был Матвей Иванович Стрелков, мужчина невысокого роста, подтянутый, с глубоко посаженными глазами неопределенного цвета. Согласно анкетным данным был женат, имел двоих детей. Он никогда не задумывался о том, как обустроить Россию, не стремился иметь свое мнение или где-то быть первым. Скорее наоборот, проявлял склонность держаться в тени, но четко видел зависимость своего благополучия от преуспевания шефа. В то время как, по окончании юридического факультета университета, все его однокурсники принялись искать по душе работу, Стрелков стал выбирать подходящего начальника, перспективного и умеющего по достоинству оценить способность молодого выпускника преданно служить хозяину. И хотя карьера Матвея Ивановича не всегда складывалась гладко – иногда приходилось уходить от какого-нибудь зарвавшегося чиновника, проявляющего откровенную неблагодарность по отношению к верному слуге, или покидать патрона, утратившего всякую возможность дальнейшего роста, – в конце концов именно Стрелков, некогда весьма посредственно успевающий студент, поднялся по служебной лестнице быстрее и выше своих сверстников и к 40 годам уже занимал должность главы Администрации Президента Российской Федерации.

Дождавшись окончания телефонного разговора руководителя государства, Матвей Иванович официально-почтительно подал голос:

– Вызывали, господин Президент?

– Да, проходите, присаживайтесь, – ответил еще не привыкший к такому обращению Шевронский. Выждал, пока вошедший сядет, и продолжил: – Как вы думаете, по какому вопросу вас вызвали?

– Вероятно, по поводу пересмотра кадрового состава вашей Администрации? – Стрелков напрягся внутренне так, что скованность стала заметна со стороны. Шевронский улыбнулся: