Александр Дугин - Finis Mundi. Записи радиопередач

Истинно, истинно говорю вам, тот кто не родится свыше, тот не увидит Царствия Божия.

Главный герой Майринка через множество инициатических испытаний достигает заветной цели. Он заключает химический брак с Мириам, дочкой Гиллеля. Брак в потустороннем мире, которому предшествует кошмарное мучительное сожжение обоих. Еще подробнее Майринк развивает эту тему в романе Белый Доминиканец. Здесь обширная необъятная тема духовного значения Любви мужчины и женщины переводится в законченную почти техническую оккультную формулу. При жизни истинное слияние двух существ в одно а это и есть тайная и высшая задача инициатической Любви невозможно. Кто-то один из влюбленных должен умереть. Или оба. Но слово Любовь AMOR состоит из частицы А (отрицание) и MOR или MORS (смерть). В Белом Доминиканце смерть возлюбленной Офелии становится для главного героя Христофора Таубеншлага путем и к ее воскрешению и достижению тотального бессмертия. Два становятся Одним. Рок противоположностей жизнь-смерть, мужчина- женщина преодолевается героикой алхимического брака. И снова как и в Големе все венчает огонь, мистический огонь оперативной духовной алхимии. Этот огонь сплавляет между собой две половины меча, завершая длительное и драматическое приготовление монады. Тема огня и тема химического брака, дающего начало появлению нового существа Андрогина, Ребиса а также само имя мистической невесты Атанасиуса Перната Мириам, все это явно заимствовано Майринком из арсенала инициатических идей и методик Джулиано Креммерца. Передо мной манускрипт, с фрагментами реализационных эвокаций Цепи Мириам. Надпись на первой странице предупреждает о строгой конфиденциальности документа. Но яснее, чем это сделал Густав Майринк раскрыть секрете школы Джулиано Креммерца невозможно. Нарушим запрет и мы.

Не пугайтесь и не озирайтесь по сторонам, самую центральную часть текста мы опустили по соображениям политической корректности. Рожденному свыше наш привычный мир представляется кошмарным и пугающим театром теней. Обыденное предстает чудовищным, то, что люди мира сего просто не замечают бросаются в глаза. Как в периоды психического расстройства или в наркотическом опыте слова странно меняют смысл, формы предметов расплываются, знакомые ситуации и самые обычные люди кажутся зловещими знаками пугающими монстрами. Такой взгляд на посюстороннее из потустороннего вдохновил Густава Майринка на целую серию бытовых зарисовок. отраженных в его рассказах, романах, новеллах. В устах посвященного даже обычные австрийские имена начинают звучать как-то особенно зловеще

Доктор Иов Паперзум. Неисправимый ягнятник Амадей Кнедльзеддер, Посещение доктором Оберейтом пиявок, уничтожающих время. Растения доктора Чиндерелла, Зенон Заваньевский, импрессарио чудовищ Доктор Газельмайер, кормящий луну. Лорд Гопплес из общества не умерших покойников

все эти галлюцинативные персонажи кишат в произведениях Майринка. Эстетика чрезмерности служит писателю для того. чтобы передать специфически инициатическое восприятие мира и людей тем, кто посвящен в реальные таинства. Жандармы и старьевщики, нищие и циркачи, ученые и светские дамы несут на себе безошибочно схватываемую Майринком печать големичности. Это лишь глиняные фигуры. Хабал гармин, дыхание костей, гротескные марионетки, ведомые случайно пришедшими демонами. В некоторые критические моменты истории, в периоды социальных потрясений эта гротескность становится явной не только для посвященных, но и просто для внимательных свидетелей. И тогда обнаруживается, что человек это не человек, но скорлупа, тень, личина, под которой прячется вереница темных духов. Причем речь идет не только о явно одержимых, но обо всех без исключения. Ситуация начала века, в которой жил и писал Гстав Майринк поразительно напоминает то безвременье, в которое довелось жить нам.

Общество не умерших покойников строящих капитализм…

Мы все ели кислые грибки, плавающие вместе с какой-то острой травой в слизистой, прозрачной, как вода, жидкости. И вдруг у нашего стола появился странный акробат в болтающимся трико, а направо от него напудренный горбун с белым как лен париком. Рядом с ним женщина: и все смеялись. Ах, да что там. Подумал я, ах да что там. Потом горбун в зеленом покрытом пятнами камзоле держал на коленях уличную девку и сдирал с нее платье дрожащими, угловатыми движениями как бы в пляске святого Витта. Словно следуя ритму неслышной музыки. Вдруг я услышал голос горбуна: Между одной секундой и следующей есть всегда граница, но она лежит не во времени, ее можно только мыслить. Это петли. Как в сетке. Если даже сложить все границы еще не получится времени. Вы живете пятьдесят лет, из них десять у вас крадет школа остается сорок. И двадцать пожирает сон: остается двадцать. И десять заботы: остается десять. И пять лет идет дождь: остается пять. Из них вы четыре проводите в страхе перед завтра: итак вы живете один год может быть! Почему же вы не хотите умереть Смерть хороша. Там всегда покой. И никаких забот о завтрашнем дне Там безмолвное настоящее, какого вы не знаете, там нет ни до, ни после. Там безмолвное настоящее, какого вы не знаете Это те скрытые петли между двумя секундами в сети времени. Слова горбуна пели в моем сердце я взглянул и увидел. Что у девушки спустилась рубашка и она голая сидит у него на коленях. У нее не было грудей и не было живота. Только какой-то фосфоресцирующий туман от ключицы до бедра. Горбун схватил рукою этот туман и что-то загудело, словно басовые струны, и с грохотом посыпались куски известкового камня. Вот какова смерть почувствовал я как известковый камень.

Химеры обезумевшей реальности пытаются сбить посвященного с пути. Темное население ближнего зарубежья в магическом смысле, естественно эфиальты, гоблины, скорлупы, клиппот, призраки стремятся захватить ищущего пробуждения в свой страшный и бессмысленный хоровод. Сразу за магической границей лежит малопривлекательный мир. В общем и целом напоминающий наш собственный он также бессмысленнее и скучен, также эфемерен и преходящ, так же пуст и невразумителен. В суетной жизни мелких демонов не больше смысла, чем в заботах государственных чиновников или новых русских. Такие же косые оплывшие рожи, тот же глуповатый хохоток, та же терпкая влажная мразь души. Более того, между этими двумя пластами реальности существует крепкий сговор. Их объединяет общая тайна тайна пустого ореха, желающего быть расколотым… Герои Майринка по долгу плутают в лабиринтах внешних сумерек, сталкиваясь со всем черным пантеоном стражей порога. Миновать их не так-то просто. Страх и влечение, раз возникнув, могут погубить все дело навечно. Магическое пробуждение не для чистоплюев. Темные демоны часть нас самих. Ведь мы големы, оживленные тусклым мерцанием не принадлежащей нам жизни. Данной в рассрочку и с возвратом. Мы сами дыхание костей. Стражи порога.