Евгений Трубицин - Дневник Черного монаха

Скука ― самое страшное, скрытое зло. Если тебе скучно, ты явно делаешь что-то не то. Например, думаешь. Скука рождается из мысли. Мысль рождается из необходимости или по ошибке.

Мысль по необходимости говорит о том, что ты в нужде. Твое тело. Или твой дух.

Мысль по ошибке искажает факты, изменяет реальность. А иногда и медленно убивает тебя. Скука ― один из медленных способов самоубийства.

Ищи корень навязчивых мыслей. Если не найдешь, ум никогда не успокоится. Ищи, почему ты думаешь раз за разом. Думаешь без цели. Без желания.

Чтобы найти, нужно очень захотеть. Нужно всерьез задаться этим вопросом, словно от этого зависит твоя жизнь. Словно тебя подвесили на петле и потребовали ответ. Пойми или умри.

Но хотеть тоже нужно уметь. Желание делает тебя слабее. Запомни ― желание возникает само, без твоей воли. Намерение же ― твое создание. Желание тянет тебя к чему-то. Намерение показывает путь. Идешь же сам. Если имеешь волю идти.

Желание не удовлетворяясь, доставляет боль. Намерение ― хладнокровно. Желай и сразу делай. Либо не желай вовсе. Имей намерение каждый день и каждый час. Просыпайся с целью, засыпай с целью. Цель не для результата. Цель ― твой путь.

Иди по пути или уснешь навсегда.»

Я закончил чтение и почувствовал, как все смолкло внутри. Странная тетрадь и странный текст. Мысли после этих слов куда-то запропастились. Будто потерялись в тумане уставшего сознания. Я что-то ощутил. Может быть то, что называют вдохновением. «Давно оно ко мне не заглядывало». ― подумав об этом, я оглянулся по сторонам, испугался выглядеть глупо в приступе воодушевления. «Но сейчас я скорее выгляжу, как сумасшедший с пустым, бездушным взглядом». ― подумал я.

Осмотревшись, я успокоился и опустил глаза. Никому из присутствующих нет до меня дела.

Пока я читал и озирался по сторонам, автобус незаметно достиг моей остановки. Я вскочил и протискиваясь через толпу возмущенных пассажиров, вложил черную тетрадь в пакет, в котором болтались туда-сюда книги, линейка, пара простых карандашей и неоконченные чертежи.

Выйдя на улицу, я ощутил ветер. Он дул все сильней и напористей будто мне назло. Шея болезненно содрогалась от его порывов.

«Щеки и нос наверное покраснели». ― сделал вывод я и стал прятать лицо от проходивших рядом незнакомцев. «Не люблю я выглядеть глупо».

Подойдя к своему подъезду я вспомнил о находке и решил после вечерней трапезы продолжить чтение. Не скажу, что текст меня поразил или сразу понравился. Нет. Наоборот, мне показалось, что этот дневник пишет какой-то напыщенный болван. Мне попросту стало интересно. Еще я помнил свою странную реакцию от прочитанного. Мой ум будто выключился и выключился не совсем так, как от усталости. Безмыслие показалось мне приятным и притягательным. Мне захотелось пережить его вновь. После чтения этого текста мне стало даже как-то полегче, что конечно не отменяло того факта, что этот горе писатель слишком много на себя брал.

В размышлениях я зашел в дом и не торопясь, поужинал. Лишь спустя час я очнулся от мыслей, поймав себя за просмотром телевизора. Выключив звук, чтобы не отвлекал, я достал из пакета дневник неизвестного и начал было его читать, как буквально через минуту загремел телефон. Я взял трубку, ощущая небольшой страх ― кто может звонить в такое время. За страхом пришло и раздражение. «Не люблю, когда меня отвлекают». Я сделал голос нарочито грозным и тягуче сказал:

― Алло.

– Антон! Завтра чтоб ровно к шести. Придут важные люди. Смотри не опоздай.

– Хорошо. ― промямлил я, скрывая злость, попрощался и положил трубку.

Звонил мой начальник. Что это были за важные люди, я не знал, но решил встать намного раньше, чтобы точно успеть вовремя. Я всегда был человеком пунктуальным и даже удивился, что Иваныч ― так все звали моего шефа ― усомнился во мне.

Переварив разговор, я завел будильник на полпятого и уже взял тетрадь. Но не успел ее даже раскрыть, как снова зазвонил проклятый телефон. Звонил мой старый друг, с которым мы не беседовали около полугода. Сразу же образовалось множество тем. Мы говорили, матерясь как солдаты, иногда посмеиваясь и грубо подшучивая друг над другом. Положив трубку на место, я посмотрел на часы и ужаснулся. Два часа ночи. «Завтра же рано вставать». ― осенило меня. Впрочем сильнее чем сон, меня манило продолжить чтение и я, несмотря на здравый смысл, открыл в дневнике следующую запись. Запись под ничего для меня не значащим заголовком: «Получение имени».

«― Последнее время я занимаюсь странными вещами. ― сказал я серьезно и взглянул собеседнику прямо в глаза.

Передо мной возвышался здоровый мужик лет пятидесяти. Уже с залысинами и будто уставшим от долгих и тяжелых лет жизни лицом. Он сидел напротив меня и потягивал дорогое красное вино. Одет он был неприметно ― серая футболка и синие полинявшие от длительной носки джинсы. Он не отвел взгляда, а лишь слабо улыбнулся и стал разглядывать мой левый глаз, как мне показалось. Ощутив неприятную тяжесть, я отвлекся на свой бокал и слегка отпил. Неплохой вкус для дряной забегаловки, около которой мы случайно встретились пару часов назад.

Из колонок совсем рядом с нами, совершенно для меня неожиданно, полился легкий мелодичный джаз. Выждав паузу, чтобы оценить и насладиться мягким послевкусием вина, я продолжил:

― Уже месяца три я проживаю страдания других.

Мой собеседник подался вперед и на его губах снова заиграла эта хитрая, насмешливая улыбка. Он не проронил ни слова.

― Не знаю, откуда это взялось. Мне никто не рассказывал о подобном. По крайне мере я об этом не помню. В общем как-то раз я пошел прогуляться. Без какой-то конкретной цели. Просто слонялся рядом с домом и внезапно услышал крики за поворотом.

Я замолк и прилично отхлебнул из бокала. Вспоминать те события было грустно и неприятно. Из памяти начали всплывать разные противоречивые чувства. Мурашки побежали по телу. В руках объявилась дрожь.

― Завернув за угол, я увидел, как кричит мальчишка лет пяти-шести. Кричал он просто оглушительно и в этом крике угадывались страх и обида. Лицо его, мокрое от слез, было искажено гримасой боли. Конечно, я мог ошибаться, но мне так показалось. Рядом стояли, видимо, его мать с отцом и тоже орали друг на друга что есть мочи. В тоже время мать дергала мальчугана за руку. Он сопротивлялся изо всех сил и тогда она стала толкать его, подкрепляя свои действия жестким матом. Я подошел поближе. Не настолько, чтобы привлечь внимание, но достаточно, чтобы взглянуть им в глаза. В этот момент и возникла эта странность. Я настолько сильно ощутил себя этим пацаном, что меня как током ударило. Затем я перевел взгляд на мать и стал испытывать также и ее чувства. ― я улыбнулся и оправдываясь, продолжил ― Не подумай, я не говорю о каких-то там экстрасенсорных штучках. Просто я поставил себя на их место. И так поставил, что самому тошно стало. Когда я «был его отцом», меня трясло от злости и в тоже время я избегал взглядов окружающих, опасаясь за свой образ примерного отца. Когда «стал матерью», переживал волны раздражения смешанных с чувствами вины и бессилия. Мальчику, конечно, было хуже всех. ― я сделал паузу и огляделся вокруг. ―