Виктор Овчаренко - Вспоминания

– Куды в такую даль вам с ними тащиться, умаетесь.

На что дед спокойно ответил: – Ничего, не умаются, мы напрямки, перемётами. Быстро дойдём.

Баба Катя услышав это понятливо кивнула и успокоилась.

Я помню, услышав это, подумал, что идти километров пять пожал плечами, – мол, ничего страшного, за час уж точно дойдём, – и решил даже не одевать подходящую обувь, а отправиться так в чём ходил по двору, чём-то легком, чуть ли не чешках или подобных тапочках для гимнастики.

В общем пять километров мы пронзили за 15 минут и даже не запыхались. При этом дед вёл нас как-то плавно, шёл не торопясь, словно играючи. Солнце, как стояло в зените на полдень когда мы вышли так и стояло в том же месте когда дошли до того места, где был дом родителей деда. Помню как шли по деревне, как подошли к опушке леса, углубились в него, я тогда ещё подумал – погорячился я с тапочками, – и тут же встали на удивительно прямую, узкую и чистую тропку, ни корней на ней, ни камней не было. А было яркое солнечное сияние вокруг, такое, когда солнце через ресницы пропускаешь в яркий солнечный день и ничего кроме этого сияния вокруг не видно. И вдруг, мы уже стоим на опушке и дед посмотрев на часы удовлетворённо сам себе кивнув говорит – Ну вот, в пятнадцать минут уложились.

Что тут началось, как мы – дети кричать начали, – что не может такого быть, чтобы мы пять километров за пятнадцать минут по лесу, когда «скорость пешехода 5км/ч», да даже по тропке прошли и даже не запыхались, что он привёл нас в какое-то другое место, что его часы, которые до этого периодически вставали опять, встали, а потом, когда он их вытащил из кармашка, опять пошли, и что вот, до Скомороховского озера, которое намного намного ближе, мы и то, дольше и труднее идём.

Дед с хитрой улыбкой, словно его маленькая шутка удалась, пожал плечами, посмотрел на солнце и сказал, – ну, наверное, у меня часы встали, такая штука, бывает. Обратно пойдём кружной дорогой, там до́льше будет.

Мама же просто растерялась, переводила взгляд то на деда, то на часы, то на нас, и спросила деда, – Может действительно часы встали?

На что дел только махнул рукой и вздохнул.

По возвращении в Дубяны мы все дружно, включая маму, кинулись смотреть сколько времени и на всякий случай спросили у бабы Кати, сверяли ли в тот день часы по радио или нет. Я потом раскладывал весь маршрут туда обратно и пребывание на месте деревни поминутно и, вроде бы, находил убедительное объяснение случившегося – у деда часы встали, вышли мы в такое-то время, на месте были столько-то, обратно шли больше часа, значит куда-то ещё девается 30 или 40 минут и в таком духе. Но думается, до конца я себя так и не смог убедить, что тут всё понятно и нет ничего необычного. Убеждал в этом деда, он как я сейчас понимаю потешался над моими метаниями и не способностью объяснить «феномен», но в то же время и не смеялся над моими потугами в полный голос, чтобы не обидеть. Мама же судя по её реакции просто выбросила эти непонятки со временем из головы, списав всё на, испорченные часы.

По приезду спустя тридцать лет в Дубяны мы с сестрой и братом обсуждали это происшествие ещё раз и они подтвердили, что до сих пор не понимают, как туда можно было так быстро дойти, и не могут найти ту короткую дорогу по которой нас водил туда дед. Специально искали, даром, что они родились и живут там всю жизнь. В 2019-ом, в мой очередной приезд мы опять решили сходить в Починок, взяв на этот раз детей сестры, так сказать, «для чистоты эксперимента». И шли мы в этот раз почти полтора часа, только в одну сторону. При этом молча проверялись по часам на сотовых телефонах и так же молча переглядывались:

– Ну вот, полтора часа, в один конец, дети ещё и часть дороги на велосипедах (ехали), – заметил я.

– Ага, не пятнадцать-то, минут.

И как такое могло быть, и где та тропка, до сих пор понять не могу.

А у бабы Насти в Коврове «напрямки» были такими: мы пошли в близ лежащий сосновый бор за земляникой и шли как-то рывками от полянки до полянки с ягодой, словно дошли до одного места, потом метнулись очень быстро до другого. Она говорила «перемётами идём». Помню всю дорогу тихо удивлялся, как мы так идём, что в памяти только вроде как полянки с ягодой остаются , а что между полянками в памяти и не откладывается и чувство времени теряется. Спросить тогда, что происходило я так и не решился. Там же имело место ещё одно событие, о котором довелось прочитать спустя много лет. Пока собираешь землянику, нет-нет, да и закинешь в рот пару другую ягод, а зачастую и побольше. И вот когда я ел землянику, мне баба Настя сказала: – Перед тем как есть ягоду, пей её. От этого должна лёгкость в теле появиться и сила. Еда должна насыщать, но прежде всего она через бусание должна давать лёгкость. Тут я начал смеяться, так как значение слова бухать я знал. На что она меня подправила и сказала, – что да оттуда происхождение, но смысл другой.

На второй или третий вечер в доме бабы Насти, перед тем как идти спать, я краем глаза заметил, что за мной что-то бегает по пятам: какое-то пятно из света и тени, а может пушистый комок света и тени, чем-то напоминающий своей волосатостью те, летающие летом, пушистые семена растений, которые принято ловить в кулак, загадывать желание и дуть на них, отпуская в полёт дальше. Волосатое – не волосатое, в общем, что-то или кто-то не понятное и замечаемое на самой границе восприятия, краем взгляда, но с глазами – бусинками. Так что можно и за мышь принять. При этом, двигался этот сгусток света и тени как разумный и явно желающий взаимодействовать со мной. Как ребёнок, который «преследует» взрослого по пятам и со смехом и визгом убегает наутёк прятаться когда взрослый его замечает и в шутку поворачивается, чтобы его поймать.

Я, озадаченный и заинтригованный, пошёл узнать у бабы Насти, чего это такое у ней в доме за мной бегает.

Баба Настя о чём-то беседовала с мамой, когда я зашёл к ним в комнату, отметив, что странное нечто следуя за мной по пятам тут же шмыгнуло под буфет, стоявший в углу.

Перехватив мой озадаченный взгляд, баба Настя, улыбнувшись сказала:

– А, заметил уже. Это за тобой домовёнок бегает. Понравился ты ему чем-то. Этот молодой ищё. Второй-то, там, под буфетом сидит, нас слушает, но не выходит. Не хочет, или стесняется. Вечерами он часто, на этом стуле сидит. Я ему стул напротив специально ставлю. Он умостится, на стул-то, затихнет – смотрит как я кружева вяжу. Проявляется весь. Мохнатый, носик остренький, глазки угольные блестят. Люди-то, заняты собой, так, что не видят и не замечают вокруг себя никого. Часто он учит меня разному или я чего рассказываю, что в городе было, если куда ходила днём, или какие другие новости, когда даже газету в слух читаю.