Феликс Овчаренко - Море штормит

Молодежь — самая энергичная и самая динамическая часть общества.

От правильного применения ее сил, знания, энтузиазма во многом зависит судьба планеты.

В 39 лет, в самом расцвете творческих сил, оборвалась жизнь Феликса Овчаренко. Но он успел многое. В его жизни было все — и творческий целеустремленный поиск, и большая любовь, и испытанная верная дружба.

Послужной список Овчаренко говорит о полной его самоотдаче. Вскоре после окончания Уральского университета он уже редактор свердловской молодежной газеты «На смену!», затем работает в секторе печати ЦК ВЛКСМ, заместителем заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК ВЛКСМ, заместителем главного редактора «Комсомольской правды», позднее он — инструктор ЦК КПСС и, наконец, главный редактор журнала «Молодая гвардия».

Организаторская работа не оставляла времени для работы журналистской, но он — увлеченный журналист, и свердловский читатель знает его как автора более пятидесяти очерков, фельетонов и рассказов. Это только в свердловской областной печати, Читатель знаком с яркими выступлениями Овчаренко и в центральной прессе.

Высокая требовательность к людям, принципиальность, искренняя заинтересованность в их судьбах, умение радоваться их успехам — все эти драгоценные качества Феликса Овчаренко присущи и многим героям его очерков, зарисовок, повестей. Документальная повесть «Меридиан романтики» вобрала в себя все то лучшее, что характерно для Овчаренко — комсомольского публициста. В ней выразилось отношение автора к советской молодежи, и в частности рабочей молодежи.

Как повесть, так и вошедшие в книгу рассказы — о духовной преемственности различных поколений нашего общества, поколений бойцов.

Высокая гражданственность — первооснова характера советского человека. Таков лейтмотив всей книги. Такова суть характера и самого Феликса Овчаренко. «От самого человека в первую очередь, а не от условий зависит, что у него в конце концов получится — биография или жизнь и деятельность», — сказал как-то Феликс одному из своих друзей. Об авторе этой книги можно в полной мере сказать, что его жизнь была предельно насыщена деятельностью — деятельностью бойца, партийного журналиста, публициста, литератора, человека.

Книга адресуется старшим школьникам.

Эту историю мне рассказали мои друзья, монтажники-верхолазы, удивительно симпатичные парни, сдружившиеся еще во время службы на флоте.

Уверен, до сих пор путешествует с ними по стране видавшая виды географическая карта. Вся она испещрена разноцветными стрелами, крутыми бумерангами дуг, какими-то замысловатыми и непонятными значками. Ярко отмечены на ней Манила и Тикси, Сингапур и Дакар, остров Тюлений и озеро Чад. Но лишь три точки соединены напрямую стремительными четкими линиями. Похоже на проложенный штурманом маршрут. Только слишком уж необычен выбор координат: Мадрид — Петровск-на-Буге — Карганач, Испания — Украина — Урал…

Это действительно маршрут. Его проложила сама жизнь. Сквозь годы. Через сотни, а может быть, и тысячи сердец.

Об этом-то необычном маршруте и рассказали мне в одну из бессонных ночей ребята-монтажники, строившие тогда у подножия Карганач-горы новый уральский город. О нем, собственно, и написана эта повесть.

Ранним утром на окраине Петровска загромыхали танки. Тяжело сотрясая землю, они двинулись к центру города. Гул перегретых моторов, лязг гусениц, синеватый дымок заполнили улицы. Поспешно свернули к обочине встречные повозки беженцев. Захлопали калитки. Взгромоздились на заборы мальчишки. С восторгом они провожали взглядом каждый проносившийся мимо танк.

Петровские ребята давно уже недоумевали, почему через их город с тех пор, как началась война, тянутся лишь скрипучие подводы с собранным наспех скарбом да надрывно плачущими детьми. А где же закованные в непробиваемый панцирь броневики, сверкающие холодным блеском гаубицы, где, наконец, буденновская кавалерия?

Похоже было, что Петровск оказался в стороне от главных магистралей, по которым спешили к фронту войска. Вот почему появление танков сразу же взбудоражило весь город.

Красные звезды на башнях, чуть вздрагивающие стволы орудий, поднятый бронированными машинами теплый ветер — как все это напоминало еще недавние первомайские торжества…

Точно так же, подумалось Анне Георгиевне, грохотали тогда на улице танки. Точно так же стояла она у распахнутого окна и нетерпеливо ждала, когда из-за поворота Канатной улицы появятся строем курсанты мореходного училища, любимцы и гордость Петровска.

Ей, директору картинной галереи, человеку, влюбленному в искусство, всегда нравилось смотреть парад из стрельчатых окон музея. В такие минуты казалось: оживают солдаты на строгих полотнах Верещагина, а в тихих залах и длинных коридорах слышится шелест боевых знамен. Все вокруг приобретало совершенно неповторимую торжественность. Так было и в последний предвоенный праздник. В то майское солнечное утро 1941 года впервые на правом фланге курсантской колонны в белой форменке шел ее сын Алешка. Высокий, чернобровый, лицом, выправкой, выражением глаз, каждым движением похожий на своего отца. Отец, правда, у него был летчиком и единственной достойной внимания мужчины стихией считал небо.

Анна Георгиевна когда-то мечтала стать художником. Маститые искусствоведы наперебой хвалили ее пейзажи, восхищались отточенной техникой, врожденным чувством цвета, завидным разнообразием оттенков и полутонов. Ей прочили большое будущее, советовали взяться за серьезную тему. Но она почему-то не могла, как другие, мчаться сломя голову на Турксиб, писать на рассвете плечистые домны Магнитки или палатки геологов в Хибинских горах. С детства она была влюблена в безмолвную, тихо дремлющую природу, в задумчивые, подернутые сумеречной дымкой дали, в оловянный блеск ночных волн, в которых, дробясь, расплываются голубоватые огоньки звезд. Может быть, поэтому она так долго и плутала в пути, не сумев отыскать своей дороги в большую живопись. А может быть, прав был Владимир. Вскоре после женитьбы он как-то сказал ей: