Maria Kowalsky - Легенда северной Пустоши

– Небось спишь и видишь, как он восседает на троне, – раздраженно говорил он в детстве. Бранд яростно отнекивался.

– Да, такой король и нужен Вангейту, – говорил Роун, когда стал старше и в первый и последний раз в своей жизни напился. – Справедливый, внимательный, добрый – а еще у него есть Дар. Не то, что никчемный принц.

Бранд тогда ничего не сказал, только вздохнул, помог кузену подняться на ноги и довел его до дома. Наутро ни Роун, ни Бранд не упоминали об этом пьяном самобичевании, да и вообще о попойке, после которой Роуну было так плохо, что он поклялся больше никогда не напиваться.

Какое-то время Роун не упоминал о Каиде, но как-то не выдержал, и Бранду пришлось выслушать длинный монолог, в котором заслуги советника противопоставлялись недостаткам принца. Тогда Бранд тоже не сдержался, взял приунывшего кузена за грудки и внятно объяснил ему, что вот такой нытик и зануда точно не нужен Вангейту на троне. Роун пришел в себя, вспыхнул и заявил, что Бранд переходит все границы, и сам перешел эти границы, заехав кузену в нос кулаком. Кузен молча сносить такое не пожелал, и за ужином король с королевой удивленно наблюдали, как парни сидят друг напротив друга, надутые и помятые, и не желают ничего рассказывать.

И вот теперь у Роуна опять портилось настроение с каждым днем, что приближал его к порогу совершеннолетия. Бранд приказал себе вооружиться терпением и сопровождал принца во всех его прогулках по городу. Он понимал состояние кузена и не хотел травить ему душу. Роун, кажется, относился к этому с благодарностью.

– Дар может появиться и в последний день, – заметил Бранд негромко, когда они остановились на углу улицы. Время близилось к полуночи, но возвращаться домой Роун отказался, решив прогуляться по ночному городу. – У того же Каида…

– Да не произноси ты его имени при мне, – поморщился Роун.

– Сохраняй достоинство. Не натвори глупостей. Отец многого от тебя ждет.

– И он ошибается, – огрызнулся Роун. Бранд хотел что-то сказать, но принц взметнул ладонь: – Молчи. Надоело выслушивать наставления. Ты старше меня всего на год, а считаешь себя умнее.

– Всего лишь пытаюсь помочь.

– Помочь хочешь? Ну так иди домой, пожалуйста, и оставь меня одного хотя бы на час, – мрачно сказал Роун. Бранд не двигался с места. – Да не потеряюсь я! Нянька, тоже мне… Скоро вернусь.

И он быстрым шагом пошел прочь, оставив Бранда позади. Тот знал по опыту, что подобное настроение кузена рассеивается довольно быстро, если дать ему побыть одному, однако какое-то предчувствие мешало ему уйти.

Роун остановился, тяжело вздохнул и повернулся к нему:

– Слушай. Я не потеряюсь, не упаду в реку, не напьюсь и не устрою драку. Достаточно обещания принца, чтобы идти домой и лечь спать?

– Я боюсь, как бы ты не придумал себе новые развлечения, – серьезно отозвался Бранд. Роун хохотнул:

– Я не в том настроении, чтобы искать себе приключений, кузен. Просто прогуляюсь часок, проветрю голову и вернусь. Иди.

Бранд помолчал, затем кивнул:

– Не наделай глупостей.

– Не наделаю, – Роун нетерпеливо махнул ему и пошел прочь.

Улицы Вангейта он знал хорошо, и не заблудился бы, даже если бы не горели лампы на столбах. Уж кем-кем, а изнеженным домоседом он точно не был. Раньше мама ужасалась, когда он возвращался домой после прогулок, иногда и после небольшой драки, но Роун в конце концов выбил себе право ходить по родному городу, пусть и в сопровождении кузена. Беспокойство матери не исчезло совсем, но уменьшилось. Отец встал на сторону сына, и как-то рассказал о своей юности. Роуна немало позабавило, что папа, оказывается, не всегда был тем сдержанным и рассудительным королем, которого все знают. В молодости Бьерн успел побыть путешественником, охотником, даже на спор пару месяцев проработал подмастерьем у пекаря. Так что отчаянное стремление сына к свободе было ему близко и понятно.

Роун ни за что на свете не признался бы никому – даже отцу, с которым у него были отличные отношения, даже себе самому, – что его все больше пугает приближающаяся церемония инициации, в ходе которой выяснится, есть ли у него способности к магии. Страх он предпочитал маскировать бравадой, злостью, равнодушием – чем угодно. И еще – ему все больше нравилось быть в одиночестве или среди тех, кому было все равно, кто он на самом деле. И если бы не понимание, что он ужасно огорчит маму с папой, Роун бы наверняка ушел в далекий поход с группой охотников или разведчиков. Но приходилось терпеть.

Дойдя до перекрестка, он остановился и задумался, куда идти дальше. На улицах почти никого не осталось, только редкие прохожие да стражники. В окнах трактиров горел свет, но в большинстве домов уже спали. К друзьям заходить не хотелось.

Роун вздохнул и опустился на землю прямо там, где стоял. Прислонился к стене, закрыл глаза. Холода он не чувствовал: напитанный огненной магией перстень, полученный от матери, позволял не беспокоиться о таких вещах.

– Вот и все, на что способен принц Вангейта, – проговорил он негромко. – Носить с собой артефакты мамы, но самому не уметь даже спичку зажечь. Да уж, наследник из тебя так себе…

– Шел бы ты домой, маменькин сынок, – раздался вдруг рядом презрительный голос. Роун вздрогнул, обернулся – и встретился взглядом с недавним противником. Тот стоял по ту сторону решетки, скрестив руки на груди, и выглядел так, словно находится в тронном зале дворца. Роун только сейчас понял, что остановился у тюрьмы. А еще – что окно камеры открыто, на улице очень холодно и ветрено, но заключенный, кажется, даже не замечает этого.

– Тебе что, совсем не холодно? – вырвалось у него. Южанин раздражающе усмехнулся:

– Нет. А тебе, маленький принц?

– Не твоего ума дело, – грубо откликнулся Роун и снова прислонился к стене.

Разговаривать с заключенным, пусть даже с позиции победителя, не позволяла задетая гордость; уйти – любопытство. Роун боролся с собой, когда обидчик снова подал голос:

– Правду говорят, что у тебя Дара нет?

Роун пробурчал ругательство. Заключенный только хохотнул и взялся руками за прутья решетки. Роун снова поразился: мороз крепчал, а у парня не было ни перчаток, ни теплой куртки, но холод был ему не страшен. Согревающий артефакт? Так стражники должны были отобрать любой предмет с магической аурой. Значит, надо их проведать и сделать выговор за нарушение порядка.

Однако южанин все не успокаивался:

– И по городу ты бродишь потому, что потерял надежду стать королем?

– Нет! – рявкнул Роун – и тут же пожалел, что не сдержался. Ухмылка южанина была столь пакостной, что Роуну захотелось снова врезать ему. Но не драться же с заключенным? Это было бы ниже достоинства короля… возможного короля.