Тома Ларионова - Бумеранг всегда возвращается. Книга 1. Откровения невестки

Ко мне частенько забегала Маринка, она училась на экономиста и была младше меня на год. Но разницы в возрасте мы с ней не ощущали. Как я уже упоминала, мы с ней познакомились в стройотряде два года назад, куда нас взяли в качестве поваров. Нет, тогда никто не требовал диплома повара, чтобы поехать в стройотряд на такую непрестижную работу. На собеседовании нас спросили, что мы умеем готовить, и ответами остались довольны. Честно сказать, ни я, ни Маринка никогда не готовили на сорок человек, и мы слабо себе представляли, как справимся с обязанностью поваров в посёлке, затерянном в тайге. Зато мы сразу поняли, что мы с ней – родственные души. Нас даже многие принимали за сестёр, а мы и не пытались это опровергать, ведь не только характерами, но внешне мы с ней были похожи. Помню, как вечером мы собирали вокруг себя наших друзей мужского пола, жгли костёр и пели задушевные песни. Можно этому не верить, но у неё и у меня в то время было много парней, с которыми мы по-дружески общались и просто разговаривали на разные темы. Все знали, что у меня есть в стройотряде парень Виталий, а Маринка ждёт своего солдата из армии. Они с Валентином росли вместе, ходили в одну школу, их роман начался в девятом классе. Когда мы работали в стройотряде, она ждала его уже три года, он служил во флоте и скоро должен демобилизоваться. К чему я вспомнила наше знакомство с Мариной?

Мы с ней жили в отдельном домике вдвоём и перед сном долго разговаривали на всякие темы. Как-то Марина сказала:

– Знаешь, Маша, мне очень повезло с будущей свекровью. Во-первых, у неё нет своей дочери, а только два сына, а во-вторых, она такая добрая и отзывчивая! Когда Валя только начал за мной ухаживать, она сразу начала называть меня дочкой! Да, я понимаю, что у нас в деревне часто к девушкам так обращаются пожилые женщины, но в её устах слово «дочка» звучало как-то по-родственному. Когда Валентина забрали в армию, мы на проводах стояли рядом. Она обняла меня и прошептала: «Не плачь, моя милая, всё у вас будет хорошо. Валя тебя любит, да и мне ты уже дочкой стала. Заходи к нам почаще!»

– Да, Маришка, повезло тебе. А ты как её называешь?

– Пока тётя Клава, как и раньше. Когда поженимся, наверное, мамой буду звать. Но не уверена. Они от нас живут недалеко, моя мама с тётей Клавой вместе на ферме работают. Я не представляю себе, как я при своей маме чужую тётю так же буду называть. А, не хочу ничего загадывать! Как будет! – Марина жила сегодняшним днём и не любила гадать на кофейной гуще. Вообще, у неё лёгкий и весёлый нрав. И я её очень любила!

– Мне тоже хочется хорошую свекровь. Только я боюсь, если выйду замуж за Виталия, то она замучает меня своей ревностью. Он у неё один единственный, растёт без отца. Не скажу, что по характеру он маменькин сыночек, но женщины, воспитывающие в одиночку сыновей, чаще всего надеются, что именно он им станет надеждой и опорой в старости. К жене, мне кажется, будет сильно ревновать и всеми силами будет отодвигать её на второй план. А я так не хочу!

– Маша, не бери в голову! Она, слава Богу, живёт где-то далеко, и вряд ли с тёплых краёв приедет в Н-ск. А, если честно, то о свекрови тебе рано думать. Мне кажется, что вы с Виталием друг другу не подходите. Сколько его вижу, всё время он хмурый, раздражённый и не разговорчивый. А ты весёлая, непредсказуемая и озорная. А ещё отзывчивая, добрая, покладистая, выдержанная. Я вообще не вижу в тебе недостатков! А он… Даже говорить не хочу! Заметь, ведь ни разу к нам в компанию вечером не пришёл! Тебе не кажется это странным?

– Он говорит, что с непривычки очень устаёт. Да и сердце у него больное.

– Зачем он тогда поехал в стройотряд?

– Хотел маме помочь.

– Вот, видишь, на первом месте всё же мама! – Маринка сказала это то ли с вызовом, то ли с торжеством.

– Да я понимаю, что всё у нас ещё не определено, как раз в стройотряде и посмотрю, какой Виталий на самом деле…

Здесь, в далёком таёжном посёлке Аякс, я впервые, вместе с Мариной, начала дневниковые записи. Вот какая страничка мне попалась, когда я листала пожелтевшие листы в толстой тетрадке с коричневым переплётом:

«7 августа 1970 года. Как жить дальше? Как мы с Мариной сможем пробыть тут ещё месяц? В отряде, который так можно назвать с натяжкой, случилось странное, страшное и непредвиденное событие. Виталия выгнали из отряда якобы за плохую работу. Как это несправедливо! В той ситуации, когда командир по полмесяца отсутствует и не определяет фронт работ, выгонять в первую очередь нужно его! И многих других. Часть ребят, да и мы с Мариной, встали на защиту Виталия. Мы сочинили письмо, где пришлось изложить все факты, доказывающие вину командира. И отправили его с водителем в трест, от которого работаем. Или мы неправильно поступили? Но ведь хочется справедливости! Осадок горький остался в моей душе и после собрания, и после письма. Наверное, мы заварили такую кашу! Хотя на данный момент ничего исправить нельзя – Виталий собирает вещи и скоро уедет домой на попутном транспорте. А мне остаётся ждать и мучиться.

Не разберусь в себе. После собрания плакала от обиды и злости, и от…жалости к Виталию. Да, именно от жалости! Вот, он уехал, а я даже не заплакала! Просто на душе пустота. Думать больше ни о чём не хочется. И видеть никого не хочу! Уйти в сопки, что ли? Заблудиться, чтобы никто не нашёл? Нет, так нельзя! Кто же тогда будет бороться за справедливость? Нужно жить и быть сильной, ведь именно об этом я при расставании говорила Виталию. А мне о многом предстоит подумать. Хватит плыть по течению, хватит быть беспечной девочкой. Мы с Виталием достаточно взрослые люди, и пора думать головой! Да, мне не хватает опыта в общении с противоположным полом, но такой урок, какой я получила сейчас, даром тоже не пройдёт. Нужно учиться всему, особенно разбираться в своих чувствах!»

Оказывается, права была Марина, когда говорила о том, что рано я сокрушаюсь по поводу свекрови. После стройотряда мы с Виталием проговорили почти целую ночь и решили остаться друзьями.

А теперь у меня есть мой любимый Саша и заботливая свекровь. Все свои письма она начинает с того, что здоровается сначала со мной, а только потом с Сашей. Всегда интересуется моим здоровьем и делами в учёбе. Как-то само собой вышло, что на письма стала отвечать я. Мужчины, как я поняла, не любят писать письма. Устав напоминать мужу, что пора ответить маме, я как-то села и сама ей написала. В письме мне было не так страшно назвать её мамой. Так у нас и повелось – мама и дочка. Ах, если бы так и было всегда!

Если говорить о чувствах, то по отношению к Нине Даниловне я испытывала жалость, особенно после того случая на свадьбе. Потом, наблюдая за её жизнью во втором браке, я не могла понять её как женщину – почему она сама себя не ценит и не уважает? Почему позволяет мужу издеваться над собой? А если человек не любит себя, то как к нему будут относиться окружающие? Мне очень хотелось полюбить свекровь и быть к ней ближе, но вот это непринятие её как женщины не давало мне такой возможности. А жалость разве равна любви? Да, я сочувствовала ей, старалась в письмах поддержать её, сказать какие-то приятные слова, но, как я теперь понимаю, любви к ней не испытывала со дня нашей свадьбы. Зато их с Григорием сынишку Игорька полюбила с первого взгляда! Такой славный мальчуган был! Любопытный, озорной и в то же время застенчивый. Помню, как после свадьбы он прокрался в мою комнату и положил около кровати букетик полевых цветов. Я не стала открывать глаза, притворившись, что ещё сплю, но потом спросила его, где он набрал цветов. Он помотал головой и убежал. Мы с Сашей в то лето часто брали его с собой на прогулки, а дома он старался быть ко мне ближе. Нина Даниловна уходила на работу рано, а приходила поздно. Ей некогда было заниматься сыном, читать ему сказки или играть. Мне так показалось, что мы с ним похожи, ему тоже не хватало материнской любви.