Алияна Рози - Возвращение к себе. 5 шагов на пути к предназначению

«Не Афганистан, уже хорошо», – сказал отец. Провожая сына, мама плакала навзрыд. Рядом мокрая от слез сопела сестренка. Я видела, как держится из последних сил отец, сжимая кулаки и ругаясь на маму с сестрой. Я не плакала, я смотрела на брата и понимала, что наша последняя встреча еще впереди. Просто знала, и все.

По распределению брат и его друг попали в Башкирию, в закрытую зону Белорецк-15. Я не знаю, что такое дедовщина, да и брат об этом никогда не писал и не рассказывал. Мы поехали к нему на свидание в начале осени, в сентябре, втроем. Сестренку из школы не отпустили. Весь путь мы радовались, что наконец-то увидим брата живого и здорового, что наговоримся с ним всласть. Часы в поезде пролетели незаметно и даже весело. Вдохновленные предстоящей встречей, мы играли в слова, шутили и даже пели.

И вот мы на станции. Нас встретил молчаливый солдатик, которого прислал командир. Мы дошли до деревянных бревенчатых и очень стареньких домов, чтобы разместиться на ночлег. Это был настоящий башкирский сруб с одной комнатой, которая служила спальней, кухней и всем остальным. Разве что зону прихожей отделяла тонкая занавеска с рисунком в мелкий цветочек. Напротив, двери было единственное маленькое окошко. Это жилище напоминало скорее темницу, чем светлицу. Вдоль стен стояли железные кровати с панцирной сеткой, а посреди комнаты обосновалась печь. У окна расположился стол. Это нехитрое убранство произвело на меня удручающее впечатление, но впереди была долгожданная встреча.

Брата отпустили в увольнение на следующий день утром. Поверить своим глазам и не выдать настоящих эмоций было тяжело. Я постаралась улыбнуться. Передо мной стоял длинный, тощий, с впадинами вместо щек и выпирающими скулами солдат. В этом смуглом, почти черном лице непонятного возраста еле угадывались черты брата. Он тоже улыбался в ответ какой-то кривой, неестественной улыбкой. У мамы покатились слезы.

Все три дня она пыталась его кормить вареной картошечкой, свежей курятиной и деревенским молочком, купленными втридорога у местных барыг. Ноги брата были в кровавых мозолях, а руки периодически дрожали, как у старика. Ел он плохо, зато все время хотел спать. От того улыбчивого парня с его вечными шутками не осталось и следа. Но брат не рассказал ничего, что могло бы хоть как-то пролить свет на настоящую картину событий. По его словам, это была обычная армия, которую проходят все настоящие мужчины.

Все, что его порадовало, так это моя книга. В дороге я читала роман «Мастер и Маргарита», и все три дня брат либо спал, либо ел и читал. И родители не понимали, как ему помочь. Но что такое три дня? Песчинка в череде событий. Вот и снова вокзал.

Уже стоя на перроне, брат сорвал цветок и, положив его в книгу, протянул мне. Потом нагнулся и нашел на земле маленький приглянувшийся ему камешек.

– Держи, Алешка. Это моя последняя прочитанная страница. А это тебе камешек в коллекцию. Ты же их любишь… Прощай, родная…

И я поняла, что теперь это наша последняя встреча. Мы обнялись.

В поезде ехали молча. Потом меня словно накрыло волной истерики. Лежа на второй полке и уткнувшись в подушку, я пыталась заглушить свои всхлипывания, но голос звучал предательски громко. В вагоне, кроме нас, было еще человека три, и в этой зловещей тишине со стуком колес моя истерика была душераздирающим трагическим монологом. Мама молча смотрела в окно, но казалось, она смотрит в никуда. Наконец отец не выдержал и одним рывком скинул меня на нижнюю полку. Не помня себя от безысходности, я что-то кричала, глядя ему в глаза. Я-то укоряла его в предательстве брата, то требовала остановить поезд, то грозилась спрыгнуть с него. Меня отрезвила только пощечина. До самого дома я больше не произнесла ни слова.

А через два месяца брата не стало.

Камень майя

Я никогда не считала себя вестником смерти или ясновидящей, хотя своей интуицией порой пугала окружающих. Гематит усиливал не мои способности к предсказаниям, а лишь расширял портал в информационное поле. В мире много доказательств того, что люди способны считывать информацию и предсказывать.

Десятки веков назад в Мексике жило племя майя. При раскопках археологи нашли разрушенные города и пирамиды. Эти города на рубеже 830 лет до н.э. населяли великие математики и астрономы. С какой точностью они вычисляли астрономические события, для ученых до сих пор остается загадкой. В музее Мексики находится «Камень Солнца».

Этот монолит весом в 24,5 тонны и 3,5 м в диаметре несет в себе огромное количество информации. На нем изображен календарь смены четырех эпох и четырех человеческих рас. Каждая из них развивалась, а затем исчезала. На языке символов ученые расшифровали, что предыдущие культуры погибали во времена катаклизмов. Наша современная эпоха, согласно календарю майя, началась 12 августа 3114 г. до н. э. Это пятая раса и пятое солнце, которое майя назвали «Солнцем движения». И это не случайность, это ценная информация о том, что какие-то события изменят ход истории. Камень майя является еще одним доказательством существования единого информационного поля. А пророчество указывает на новую эру духовного прозрения под Пятым солнцем.

Н. Рерих: «Условие чистоты духовной будет познано как материальное понимание жизни… Когда люди осознают психическую энергию, утвердится новая эра».

Мечты и реальность

Как у любого нормального ребенка, в детстве у меня было много увлечений, и к каждому я относилась серьезно. Первое из желаний, которое я помню, было стать поэтессой. В моей школе работали прекрасные педагоги. Каждого я вспоминаю с огромной благодарностью и преклоняюсь перед их мудростью и терпением. Учитель математики понимала, что я очень далека от точных наук. Все мои тетрадки были исписаны стихами и изрисованы набросками моды. Учитель снисходительно ставила мне тройки и говорила:

– А вдруг ты наш новый Пушкин? Не прощу ведь себе потом такого злодейства!

И весь класс смеялся. Моя бабушка Шура тогда сказала, что все поэты бездельники и за эту профессию стыдно получать деньги. Стихи я, конечно, пишу до сих пор, но не профессионально, а по наитию. Это не стало моей профессией, но осталось моей любовью. Одна из моих задач – нести пользу через прекрасное, через нравственность и духовность, делать наш мир добрее и лучше.

После того как я поставила во дворе спектакль со своими друзьями, то сразу загорелась стать режиссером и актрисой. Но теперь уже слова мамы вернули меня к реальности: «На сцене кривляться каждый сможет, а ты попробуй выбрать достойную профессию. Работа – это не для радости. Нужно, чтобы она и людям была полезной, и тебе денег помогла заработать». И маму можно было понять. В годы СССР за тунеядство просто сажали в тюрьму. Свое дело открыть было невозможно, так как мы жили в социалистическом обществе, а это замашки капиталистов. Даже бабушка Шура, которая прекрасно шила на дому, была вынуждена работать официально в магазине кассиром. А за нетрудовые доходы ее могли посадить в тюрьму или назначить очень большой штраф.